миндалины были как помпушки, ещё и с гноем. Доцент посоветовала мне их удалить, назначила время. Через неделю меня положили в клинику. На следующий день мне нужно было готовиться к операции. Проходя по коридору, я увидела, что в мужской палате юноша задыхался. Он был весь буквально высохший. Лицо выражало невыносимые страдания. Он стонал, звал на помощь. Я с ним поговорила, открыла окно и ушла в свою палату. Через какое-то время его из палаты вынесли в коридор. Он стонал и обращался к каждому.
– Позовите девушку, которая подходила ко мне в палате. Прошу Вас, быстрее!
Я подошла. Лучи заходящего солнца осветили его. Улыбка блаженства озарила его красивое лицо, голубые глаза, правильные черты лица. Он попросил:
– Дай мне руку.
Он взял мою руку и крепко её держал.
– Где ты была, почему ты не пришла раньше? Я так тебя ждал.
Пришла доцент, мы вместе сидели с ним до полуночи. Он не отпускал мою руку. Потом я освободила её, и он с блаженной улыбкой оставил этот мир. Так я впервые встретилась со смертью. У мальчика была миастения гравис – неизлечимое заболевание – нарушение связи между нервными окончаниями и мышцами – и удаление миндалин было последней каплей, которая прекратила его мучения.
А на следующий день эта же доцент удаляла мне миндалины. Из моих миндалин фонтаном била кровь. Я облила всю её – и лицо, и фартук. Благодаря этой операции я наконец избавилась от ангин и осложнений. Этот эпизод остался в моей памяти навсегда.
Перед распределением на курсе был ажиотаж. Каждый старался выбрать себе тёплое местечко. Многие стремились правдами и неправдами остаться в Одессе. После удачного доклада по РЭГ профессор Коровицкий предложил мне остаться на кафедре. Я ходила на кружок, присматривалась, что это такое делать науку. Меня уже поздравляли, что я стану одесситкой. И вдруг в последний момент меня осенило: «Поеду-ка я подальше, потому что вряд ли смогу что-либо полезного предложить другим, не попробовав, что же я сама смыслю в этой очень ответственной профессии». На распределении неожиданно для всех я заявила: «Хочу поехать на целину».
На курсе из 250 человек только троих оставляли при институте. Но я думаю, что поступила правильно. Хотя бы потому, что поработав несколько лет рентгенологом, я нашла какие-то очень нужные моменты в практике. Навыки по конкретной специальности врач получает во время специализации. А первое время полагается на волю божью.
Начало врачебной карьеры Навластвовалась всласть
Глава 1.
1965 год. Окончена учёба в Одесском Мединституте. Чему научились и чему научит жизнь – едем познавать за тридевять земель в Северный Казахстан. В Кустанайской области мы с Евгенией Ивановной Козлик были год назад со строительным отрядом. Просторы для будущей деятельности манили нас. Чтобы не было скучно, я купила магнитофон «Аидас», а мой друг-сокурсник Володя Решетняк записал самую большую кассету песен в своём исполнении и ещё в придачу 8 кассет итальянской, испанской, немецкой, английской, японской, танцевальной латино-американской музыки. Слушай и наслаждайся! Для работы захватили книг сколько могли.
В Целинограде меня с Женей направили в распоряжение Кустанайского облздравотдела. Завоблздравотделом – женщина внушительных габаритов, блондинка приятной наружности – без всяких сантиментов приступила к деловой беседе.
Сравнительно с заведующей Женя и особенно я выглядели, мягко выражаясь, мелковато. Не знаю, почему ей пришла в голову мысль предложить нам работу в первой типовой больнице Кустанайской области. Она обратилась ко мне:
– Анна Дмитриевна, у нас есть замечательное вакантное место главврача в Московском зерносовхозе. Скоро мы сдадим в эксплуатацию первую в области типовую больницу. Я Вам предлагаю должность главного врача.
Я смутилась.
– Это большое доверие, но по Сеньке ли шапка?
– Не волнуйтесь, Вы мал золотник, да дорог.
Мне деваться было некуда, как говорится, взялся за гуж, не говори, что не дюж. И вот мы в зерносовхозе Московский. Вокруг – степь да степь кругом, где-то подальше -частные строения, в центре – двухэтажные казённые дома, сарайки, и везде – кучи навоза. Приступили работать мы в старой больнице. Середина августа – время, когда мух особенно много. Когда мы вошли внутрь стационара, мух – как пчёл в улье, я нигде больше столько не видела. Первый приказ главного врача звучал так:
– Всех нужно вооружить мухобойками, развесить липучки и любыми способами избавиться от мух. Больные и сотрудники с большим усердием выполняли мой приказ, и мы как-то от этих мух освободились дня за три.
Вечером я пошла в правление совхоза. Директор явно был не в духе. Я, сделав вдох-выдох, вошла в кабинет, представившись соответственно этикету, обратилась:
– Борис Петрович, в посёлке – полная антисанитария. Возле каждого дома – кучи навоза, в больнице – рой мух. Это же просто рассадник заразы. Выделите машины, и я сама готова завтра же выйти, погрузить этот навоз и вывезти его куда-нибудь на поля.
Моё рвение было воспринято как причуды. На общей фотографии директор совхоза сидит рядом со мной. Как вы видите, это настоящий шкаф против меня. Сверкнул своими орлиными глазами.
– Вы – молодой врач. Разбирайтесь со своим хозяйством как врач, а не грузчик навоза.
– Если не уберут навоз, я вызову санэпидстанцию.
– Не кипятитесь, что-нибудь придумаем. У меня сейчас уборка горит!
Мне оставалось не терять бдительность и вместе с фонендоскопом рядом держать хлопушку для мух. Все следовали моему примеру. Заведовал больницей фельдшер Борисовский Виталий Павлович. Он считал себя мастером на все руки, вплоть до того, что даже зубы готов был рвать и сложные переломы вправлять без всякого рентгена, и чувствовал себя как универсальный профессор. Смотрел на меня, как на неотёсанную милюзгу. Мне приходилось его останавливать. Несмотря на его любезное обращение ко мне, было ясно: глядит лисой, а пахнет волком.
Через пару недель нашей работы поступила беременная на последнем месяце с большим флюсом. Борисовский хотел было вырвать зуб, я не разрешила, и сама сопровождала больную в областную больницу. Ей вырвали зуб, оказали необходимую стоматологическую помощь, и тут же в кабинете стоматолога начались схватки. Её перевели в родильное отделение… Через пару дней заехал к нам её супруг и сообщил:
– Роды были тяжёлые, но всё обошлось благополучно.
Несмотря не явный ляпсус, Виталий Павлович ходил гоголем. Я поддерживала учтивое обращение к старшему товарищу до определённого момента. Однажды после аварии поступил председатель совхоза Карла Маркса со сложным переломом обеих костей
