Отдел административных органов ЦК КПСС назвал и других причастных к этим преступлениям:
«При изучении вопроса о нарушении советской законности Хабаровским управлением НКВД нами установлен документ, свидетельствующий о том, что применение в агентурно-оперативной работе органов госбезопасности «мельницы», разрешение на ее практическое использование и финансирование санкционировано т. Серовым.
В письме заместителя начальника УНКГБ Хабаровского края полковника Чеснокова от 6 апреля 1941 года, адресованном начальнику 2-го управления НКГБ Федотову, сообщается, что ввод в действие «мельницы» намечен на 1 июня 1941 года, и ставится вопрос об отпуске средств на строительство и содержание персонала «мельницы». На письме имеется резолюция бывшего заместителя начальника 2-го управления Райхмана следующего содержания: «Товарищ Гузовский. Зам. наркома тов. Серову доложено. Он санкционировал организацию «мельницы» и предложил представить смету. Прошу дать смету сегодня же. Райхман. 6.5. 41».
На строительство и содержание персонала «мельницы» за период ее существования с 1941 по 1949 год израсходовано более одного миллиона рублей государственных средств».
Капитан госбезопасности Александр Александрович Гузовский в ту пору руководил 2-м отделением (борьба с японской и китайской разведками) 2-го управления НКГБ СССР. Он вырос до полковника, работал во Франции по разведывательной линии. В 1947 году его убрали из органов. Иван Александрович Серов стал генералом армии и первым председателем КГБ. Ему претензий не предъявили.
Вся история осталась тайной за семью печатями. Страна об этой трагедии и не подозревала. Заместитель министра иностранных дел Владимир Семенович Семенов 12 февраля 1964 года записал в дневнике:
«Третий день пленум по сельскому хозяйству. Сижу рядом с председателем партгосконтроля РСФСР. Он рассказал, что в 1952 году ездил в Хабаровский особый район — там не было тогда никакого закона, будто какая-то боярская вотчина, что хотели, то и делали. Политические находились внизу пирамиды преступников, а над ними властвовали уголовники. Всего прошло через этот район около семи миллионов человек, и примерно полтора-два миллиона погибли. Старались уморить политических, не посылая в отдаленные районы питания, хотя оно было.
У моего собеседника нервно забегали пальцы по пюпитру, и лицо исказилось гримасой:
— И зачем эти мясорубки. Какое изуверство!
Лицо было симпатичное и гуманное. Тут я впервые, пожалуй, так ясно почувствовал весь трагизм положения тех лет, которые сейчас именуют «культом». Ведь я был так далеко от арены действия и, может быть, поэтому пишу эти строки».
Видимо, Семенов беседовал с Георгием Васильевичем Енютиным. В ту пору он был председателем Комитета партийно-государственного контроля РСФСР, а в последние сталинские годы работал инспектором ЦК КПСС, так что многое знал.
31 декабря 1950 года Сергея Арсеньевича Гоглидзе вернули в Москву. Утвердили членом коллегии МГБ, начальником Главного управления охраны на транспорте. Он попал на Лубянку в очень опасное для чекистов время. Шли аресты руководителей Министерства госбезопасности.
Большую группу генералов арестовали сразу вслед за бывшим министром Абакумовым летом 1951 года. Сталин на этом не остановился и продолжал перетряхивать кадры. Словно вознамерился полностью заменить кадры на Лубянке. Большая чистка в чекистском коллективе продолжалась несколько лет — до последних дней его жизни.
Берия предложил сделать Гоглидзе министром госбезопасности Грузии, где тоже шла большая чистка, и Лаврентий Павлович хотел держать все под контролем. Но Сталин оставил Гоглидзе в Москве. 13 февраля 1952 года назначил его заместителем министра госбезопасности. Такой человек, как Сергей Арсеньевич Гоглидзе, и нужен был Сталину для нового Большого террора.
Посаженные чекисты недоумевали: в чем их вина? И на допросе слышали от полковника Рюмина, назначенного 19 октября 1951 года сразу заместителем министра госбезопасности, то, что сами недавно говорили другим:
— Вашу виновность доказывает факт вашего ареста.
Рюмин получил квартиру в доме в Старо-Пименовском переулке, откуда выселили недавнего заместителя начальника следственной части полковника Бориса Вениаминовича Родоса, которого с большим понижением отправили служить в управление МГБ в Крым.
Последние годы и особенно последние месяцы своей жизни Сталин занимался делами Министерства государственной безопасности больше, чем делами ЦК партии или Совета министров. Практически каждый день читал поступавшие с Лубянки бумаги.
Начальник 7-го управления МГБ Виктор Иванович Алидин вспоминал, что Сталин вдруг заинтересовался работой наружной разведки МГБ (слежка и наблюдение за подозреваемыми). Распорядился в чекистских аппаратах по всей стране выделить ее в отдельную, самостоятельную службу. Вождь дал указание подготовить этот вопрос к рассмотрению на президиуме ЦК. 7-е управление не играло сколько-нибудь значимой роли в деятельности Министерства госбезопасности, но указание Сталина — закон.
С молодежью из МГБ Сталин работал, как хороший профессор с аспирантами, подающими надежду. Приглашал к себе на дачу и объяснял, как следует работать. Сам редактировал документы, рассказывал, как составлять обвинительное заключение. Сам придумывал, какие вопросы должны задавать следователи на допросах. Сам решал, кого и когда арестовать, в какой тюрьме держать. И естественно, определял приговор. Можно сказать, что Сталин исполнял на общественных началах обязанности начальника следственной части по особо важным делам Министерства госбезопасности.
Ключевую должность заместителя министра госбезопасности по кадрам занял бывший первый секретарь Одесского обкома Алексей Алексеевич Епишев, который потом многие годы будет возглавлять Главное политическое управление армии и флота. Епишев изгонял с Лубянки военных контрразведчиков как людей Абакумова. На партийной конференции аппарата Епишев предложил избрать в партком такого «заслуженного человека», как новый заместитель министра Рюмин.
Должности занимали люди, которые своим восхождением были обязаны не собственным заслугам, а воле вождя. Они боготворили его. Попав в фавор, на время получали частицу безграничной сталинской власти. Сталин наделял амбициозных и тщеславных чиновников неограниченной властью над людьми, давно уже немыслимой в других обществах. Уверенность в своем величии подкреплялась системой распределения благ, доступных только тем, кто занимал высокий пост. И это придавало дополнительную сладость принадлежности к высшему кругу избранных.
