Видите ли, сестрица Ли, что всегда была в тени, опередила ее на марше под венец. 12 декабря 1952 года Хьюди Очинклосс объявил о ее помолвке с пасынком видного издателя Майклом Кэнфилдом. А через четыре месяца отвел к алтарю храма Святой Троицы в Джорджтауне. В тот день Джеки поймала букет невесты, брошенный сестрой. И все бы хорошо, если б не триумф в глазах счастливой Ли.
Тут-то она и сказала себе: довольно! И пустила в ход все свои чары, чтобы в мае 1953-го, почти через два года после первой встречи, услышать от Джона заветное предложение.
8Сенатор принял решение. Во многом благодаря совету отца, который, познакомившись с Джеки во время ее визита в Хианнис-Порт, увидел в ней жену своего сына. Или это умелица Жаклин показала ему нужный ей и ожидаемый образ? Возможно. Но, думается, Джо и это учел. Его опыт общения с женщинами — а он был не беднее, чем у Джека Бувье, — помог мудрому политику и дельцу отметить не только ее происхождение, принадлежность высшему классу, красоту, ум, начитанность и расчетливость, но и волю. Плюс — качество, которое он ценил в людях выше всего и старался воспитать в своих детях: умение держать удар.
А держать его пришлось. И до свадьбы, и после.
Узнав о предложении Джона, друзья и знакомые вдруг стали ее отговаривать. Началось это в Англии, куда она отбыла на лайнере «Соединенные Штаты» на пятый день после объяснения с будущим мужем. Тем же рейсом плыли герцогиня и герцог Виндзорские[63]. В Лондоне они собирались присутствовать на коронации Елизаветы II и вдоволь наплясаться в роскошном клубе «400».
Всю дорогу сын французского поэта и дипломата Анри Клодель уговаривал Жаклин расстаться с Джеком. Старый поклонник Джон «Дэми» Гейтс рассказывал ей о его похождениях и звал «отпетым бабником».
— А ты на моего отца посмотри, — отвечала она.
Не отставал и Джон Маркванд, которого считали ее любовником. Их серьезный разговор описал Гор Видал[64]:
«Он… воскликнул: ты не можешь выйти за этого… придурка!
Джеки спокойно возразила: у него деньги есть, а у тебя нет.
Тогда он спросил, каково ей будет с мужем-политиком…
Она ответила:
— Да, конечно, я недолюбливаю политиков. И он намного старше меня. Но жизнь с ним всегда будет интересной. И прибавь к этому деньги.
— Что с тобой будет?
— Читай газеты и узнаешь».
Джеки была права. Скоро о ее жизни многие стали узнавать из газет. Да и сейчас узнают…
Странно, но ряд авторов, пишущих о Кеннеди, разводит по разные стороны жизни деньги и любовь. Как бы давая понять, что в отношении Джеки к Джону преобладало что угодно: жажда богатства, желание вырваться из-под опеки матери, отчима и отца, жажда впечатлений и приключений, одним из которых был их роман. Они забывают, что и тогда, и теперь богатые часто так же эмоциональны, как все, а деньги — не помеха любви. Напротив. Доллары и чувства помогают друг другу. Что же до разговора Жаклин с мужчиной, с которым ее связывал флирт и который питал к ней страсть, то она так часто вспоминает о деньгах, потому что хочет описать свой мотив в наименее ранящих и в то же время самых ясных словах.
Джеки искренне и глубоко любила Джона. И любовь лишь усиливалась по мере их жизни, о которой сложно сказать, чего в ней было больше: слез или счастья, боли или мечты…
* * *
На аэродроме в Бостоне ее встречал Джон.
Пока Джеки была в Лондоне, он засыпал ее депешами, а теперь был здесь. 24 июня объявили о помолвке. И хотя, как говорят, за три месяца до свадьбы Джон завел во Франции роман с роскошной шведкой, о нем и Жаклин уже не говорили иначе, как о женихе и невесте.
9— Платье — супер! — шепнула портниха, оправив шлейф. — Больше мерить не надо.
Жаклин наряд понравился. Но хвалить его она не спешила. Ведь как ни крути, а он не дотягивал до платья от Диора, в котором за полгода до того выходила замуж сестра Джека Юнис.
Так или иначе, а через несколько дней двадцатичетырехлетней журналистке и светской баловнице предстояло выйти замуж за тридцатишестилетнего сенатора и миллионера.
Замышлялась грандиозная свадьба. Джо хотел, чтоб она стала светским событием года. Масштабы не только потрясли мать невесты, но удивили и ее ко многому привычного мужа-магната. Полторы тысячи гостей — это и в самом деле — как бы сказать? — впечатляло… Плюс звезды: знаменитый актер Мортон Дауни, светская львица Марион Дэвис, ее однофамилец блестящий джазмен Мейер Дэвис…
Но Джо быстро все объяснил: «Миссис Очинклосс, вы выдаете замуж дочь, а я на этой свадьбе знакомлю страну с будущей первой леди. Надеюсь, вы не сомневаетесь, что Джон станет президентом?» И Джанет успокоилась. Тем более что все расходы клан взял на себя. «Что ж, с состоянием в 400 миллионов долларов они могут это себе позволить», — резонно рассудила она.
12 сентября 1953 года ее дочь пошла под венец в храме Святой Девы Марии в Ньюпорте. Таинство совершил старый друг семьи архиепископ Бостонский преосвященный Ричард Кушинг, зачитавший благословение, направленное молодым папой Пием XII.
В 11 утра невеста прибыла в церковь с Хьюди Очинклоссом, который повел ее к алтарю. Да-да, вот так. Когда газеты вышли со снимками, где они изображены ступающими на ковровую дорожку, подписи гласили: «…невеста под руку с отцом Джоном Бувье Третьим[65]…», но репортеры ошиблись: вопреки традиции вел ее не отец. Черного Джека не пригласили. Ни на венчание, ни за стол, хотя накануне он был на репетиции. Это была месть Джанет. Убитый, Бувье направился прямиком в бар отеля «Викинг», где занимал лучший в Ньюпорте номер и вусмерть напился. Так — пожалуй, впервые в жизни. Джеки на мать обиделась. Но взяла себя в руки. Держала удар. Джо-старший заметил и оценил это. Оценил и Джек. Окруженный одетыми в синие костюмы друзьями жениха, сыпавшими шутками, и сам радостно возбужденный, он тем не менее отметил, что, пожалуй, с этой девушкой все будет не так просто, как казалось вчера.
За два дня до того будущий тесть устроил ему мальчишник в закрытом клубе, где жених, опорожняя один за другим бокалы шампанского, лихо метал их через плечо в камин, по примеру русских гвардейцев имперских времен. Он чувствовал себя покорителем красивой девочки с мягким характером, которая будет смотреть ему в рот. Слезы, проглоченные на свадьбе, где она держалась легко, будто так и надо, сказали ему о другом: она не тихая овечка, а сильная женщина.
* * *
Уже скоро он вновь оценит ее внутреннюю силу — после тяжких операций, прикованный к больничной койке, он испытает ее нежность, заботу, преданность и самообладание, которые не только помогли ему вынести боль, борясь с недугом, но и победить его.