Золото
Минут десять мы говорили, Константин Сидорович даже пригласил к себе на обед, но когда дело коснулось золота, бухгалтер попросил у нас документы, придирчиво, хоть и с улыбкой, разглядел их и только после того подошел к сейфу.
– Извините, такой порядок…
Тяжелая литая кружка с пробкой с сургучной печатью. Бухгалтер идет к столу и, попросив соблюдать осторожность, высыпает мне на ладонь содержимое кружки.
Переглядываемся с приятелем… Золото… Попадись под ногами, даже и не нагнулся бы – невзрачные желтовато-серые камешки. Золото, из-за которого столько страстей?..
– Сколько у меня сейчас на ладони?
– Дневная добыча драги…
Тусклые комочки металла. Вчера они лежали в толще земли. Под рукой чеканщика и ювелира они заблестят, и блеск уже вечно не потускнеет, но в насущных человеческих нуждах золото не может идти в сравнение даже с обычным железом. Железо нужнее.
Сыплю с ладони в кружку дневную добычу. Бухгалтер склоняется над столом, на всякий случай метет по стальному листу с бортиками заячьей лапкой – вдруг какая-нибудь крупинка с ладони упала не в кружку. Мягкая заячья лапка собирает все до пылинки. С удивлением узнаем – на приисках есть порядок: несколько лет – и домик, где принимают золото, сжигают дотла. В пепле находят с полкилограмма металла, потерянного по крупинке. Из пепла эту потерю вызволить дело нетрудное в сравнении с горной добычей. Авторитет золота на земле потому прочен, что природа спрятала золото в самых дальних и в самых суровых углах. Каждая крупица металла достается великим потом…
На Камчатке золото искали давно. И нашли. Маленький ручеек, тысячи лет текущий в распадке между хребтами, наворовал в горах золотишко и напрятал его в долине – вперемешку с камнями, песком и глиной. Совсем недалеко, в двух часах езды от города Петропавловска, протекает ручей. Когда переходишь ледяное течение – напрасно искать какие-нибудь признаки золота. Сколько ни поддавай камни резиновым сапогом – самородки не попадаются. Ручей, каких тысячи на Камчатке. Гнутые березняки, ольха, заросли трав. И все-таки чей-то опытный глаз разглядел золотишко. Копнули – оказалось, овчинка выделки стоит! Заложили первый на Камчатке золотой прииск с названием «Каменистый».
Что такое есть прииск?.. Когда подъезжаешь, видишь десяток рубленых новых домов. Пеленки сушатся на веревке между березами. Геолог сидит на бревне в сапогах, испачканных глиной, делает пометки в книжечке. Десяток кур пытается разыскать что-то в мусоре. Надолго хватит золота – долго будет в поселке жизнь. Кончится золото – люди бросят дома и уйдут на новое место. Теперь же тут как раз лихорадка работы. Каждое утро к ручью уходят геологи, драгеры и мониторщики. Давайте по тропе пойдем за драгерами и поглядим, что они делают на ручье.
Снимок избавляет от долгого описания места, где добывают золото. Вот она, драга. Каким способом эту махину затащили в горы по бездорожью, для меня осталось загадкой. Ручей Каменистый на своих водах может нести разве что бумажный кораблик. Но драга все-таки плавает. Чуть ниже ручей запрудили. Неглубокой лужи оказалось вполне довольно. Мы видим этот почти сухопутный корабль со стороны «кормы». Спереди у него в воду опущен хобот. Зубатые черпаки поднимают со дна лужи мутную кашу – вода, камни, песок, глина, золото. На тонну «каши» – грамм золота. Но где между песком и камнями прячется этот разбитый в крупинки грамм? Как удается его разыскать? Наверное, эта машина-драга тонкостью механизма может поспорить с электронной машиной? Давайте поднимемся и посмотрим.
Четверо людей вполне управляются в дощатом плавучем доме. Между делом они находят даже время погреться чайком, который булькает тут же на печке. Грохот, брызги воды. «Каша» из черпаков попадает в решетчатый барабан, называемый каким-то мудреным нерусским словом. Барабан крутится. Из него выливается и высыпается все, исключая крупные камни. Камни транспортер уносит наружу в отвал, а все, что просеялось, процедилось, попадает в струю воды. Напор так велик, что вода уносит, кажется, все… Нет, золото остается.
Драга, на которой мы с вами находимся, самая малая из существующих. Бывают целые плавучие фабрики. Но принцип добычи везде одинаково прост: драга – это увеличенный в тысячу раз лоток древних старателей. Вода смывает песок и камни, а крупинка золота, сколь бы ни была малой, обязательно остается.
– Так где ж оно, золото?
– А вон, – драгер Анатолий Дульяс показал на длинный рифленый коврик под решетчатым кожухом.
Не вижу золота. Почти черного цвета тонкая масса осела на коврике.
Когда кончилась смена, пришел съемщик с той самой кружкой. В присутствии всех, кто сегодня работал, подняли решетчатый кожух, осторожно стряхнули черную массу в металлический ящик, сполоснули ее и ссыпали в кружку.
В тот же день мы наблюдали, как на ручье добывают золото и другим способом. Огромная водяная пушка, пригибая кустарники и деревья, размывала струей породу. Стремительный поток пробегал по лотку-уловителю. Все та же картина: остается темный осадок. Нам объяснили: осадок «обмоют» ртутью, примесь отстанет, и будет виден золотой желтый песок. В руке же при встрече с бухгалтером я, оказывается, держал мелкие самородки. Они попадаются на ручье, но не часто. Узнали мы также, что с приисков золото увозят на аффинажный завод. Там будет химическая очистка, и только после того золото отольют в брусочки, похожие на кирпичи… Миллионы лет спавший в земле металл станет посредником в делах и страстях человека.
Фото автора. 22 ноября 1967 г.Не знаю, случайность это или обычное дело. Так или иначе, об этом следует рассказать.
30 ноября во МХАТе давали «Вишневый сад». Кончился спектакль. В зале поднялись с мест, а актеры все вместе вышли на сцену. Но это не был традиционный, взволнованный выход, когда благодарный зал стоя вызывает артистов. Зал шумно спешил на вешалку. Актеры по собственной инициативе подошли к рампе, и народный артист СССР Михаил Яншин, игравший Симеонова-Пищика, сказал: «Товарищи, нам очень грустно. Грустно потому, что вы не умеете уважать труд других». У актеров были усталые лица…
В школах в десятых классах сейчас проходят Чехова. Театр делает доброе дело – именно в это время повторяя один из известных своих спектаклей. Я с трудом добыл билет. В кассе сказали, что все уже продано в школах.
Перед началом я увидел десятиклассников. Они веселыми стайками заполнили фойе. Я завидовал им. Вспомнил, как проходили Чехова у нас в деревенской школе после войны. Учитель принес листы со сценами «Вишневого сада» во МХАТе. В молодости учитель «на первую получку» ездил в Москву специально, чтобы увидеть чеховские спектакли. Он подробно рассказывал, как строилась каждая сцена в «Вишневом саде». Театр в Москве был для нас чем-то недоступно великим. И вот я вижу теперь, как в зал проходят московские десятиклассники. Полчаса назад они были дома. Завтра после уроков они также могут пойти в театр. Хорошо одеты. На ребятах дорогие костюмы, галстуки-бабочки мелькают, девушки в узорных чулках, в изящных сапожках. И ростом они гораздо выше, чем были мы в десятом, – военная бескормица не очень помогала расти. Сравнивая, отмечаю, что эти, пожалуй, слишком шумливы. Пожалуй, тому вон парню в галстуке не стоило бы садиться почти верхом на барьер, не стоило бы волновать билетершу-старушку. Но тут же упрекаю себя за придирчивость – семнадцать лет людям. Рассматривают программы: «Ого, играют сегодня: народный артист… народный артист…»
