— Сказал тоже. До твоего Урала близко что ли?
— Так то оно так. Но я сегодня впервые узнал, что есть такой народ якуты. Русский, узбек, татарин, казах, якут — они все здесь! Не в этом ли сила России, а?! — Вакула опять разразился своим переливчатым смехом.
Второй день слета для Охлопкова начался сразу с двух сюрпризов. Проснувшись, увидел на одеяле газету. На первой же странице крупными буквами было написано о нем: "Слава сержанту Охлопкову!" Как только умылся, зашел майор Попель и, достав из шубы новенький оптический прибор, протянул ему.
Когда группа снайперов 179-й пришла на полигон, все были в сборе. Федору показалось, что все о нем и говорят. Кто кивком, кто, поднимая руку, приветствуют его. Из вчерашних курсантов капитана Соловьева трое приветствовали под козырек: "Здравствуйте, Федор Матвеевич!" Фотокорреспондент — небольшого роста, юркий человек — успел заснять его.
— Скажите, вы колхозник или рабочий? — Спросил фотокорреспондент, щелкая своей «лейкой».
— Колхозник.
— А в газете сказано, что у тебя твердая шахтерская рука. Как понять это?
— Года полтора я и на самом деле работал в шахте.
— Понятно. Ну, будь здоров. Еще приду. Сниму тебя на огневой позиции.
Вакула, Борисов, Карама поздоровались за руку и поздравили. Когда майор Попель объяснял порядок соревнований, еще кто-то пришел, но старшина не пропустил его.
— Федор, ты только не волнуйся, — говорит Попель и улыбается. Смотри, угодишь в "молочные братья".
Здесь так называют тех курсантов, которые попадают вне черного круга мишени, то есть в «молоко». Все курсанты сегодня должны быть здесь. Иначе кому же обслуживать стрельбище, как не им?
Соревнование началось со стрельбы на 200 метров по головной мишени. Все три команды на огневой рубеж вышли одновременно. Федор дважды попал в 8-ку, раз в 9-ку и в своей группе занял первое место. Но в тех двух группах у Климачева, худощавого молодого бойца и у сержанта Никитина сумма очков была больше — 27. За фронтовиками стали стрелять две команды курсантов. Капитан Соловьев набрал 29, по 27 набрали сразу два курсанта, третий — 26. Таким образом результат Федора оказался шестым. В следующем упражнении, заключавшемся в том, чтоб за 1 минуту произвести 5 выстрелов с того же расстояния по тем же мишеням, он занял пятое место. Затем стали соревноваться по движущимся мишеням. Бюст фашиста, которого высовывали с разных мест из траншеи на 10 секунд, нащелкал все пять раз без промаха. В этом упражнении фронтовики Иван Карама и Федор, набрав одинаковое количество очков разделили с капитаном Соловьевым первое — третье места. Затем над траншеями показались профили бегущих фашистов. Стрелок за 1 минуту с расстояния 200 метров должен был поразить все 4 фигуры. По четыре попаданий было у Никитина, Карамы, Охлопкова и у того же капитана-инструктора Соловьева. Квачантирадзе и трое из двух дивизий попали по три раза.
Курсанты в этом упражнении сильно отстали. По итогам четырех упражнений капитан Соловьев занял первое место. Федор с Никитиным разделили второе-третье места.
Призы и подарки роздал сам генерал. Капитан Соловьев удостоился премии пять раз. В числе наград ему вручили и золотые часы. Караме и Никитину дали восьмикратный оптический прибор. Охлопкову достались жилет из овчины и две коробки молотого табака. Генерал, вручая подарки и грамоты, приговаривал: "Молодцы, фронтовики, не подкачали!" Когда подошел черед Федора, генерал из своего кармана достал ореховую трубку:
— На, это тебе мой личный подарок! Пусть он поможет тебе исправно нести службу!
То хорошее настроение, появившееся еще на полигоне, не покидало Федора и вечером, когда вернулись на передовую. Федор с еле заметной улыбкой натопил с товарищами печку в землянке, поставил на печку бак с водой, при свете коптилки прочитал письмо от жены и родных, среди веселого гомона поужинал. Когда друзья уже ложились спать, он достал из кармана газету, оставленную ему майором Попелем и стал вырезать кинжалом тот кусок газеты, где крупным черным шрифтом было набрано: "Слава снайперу — сержанту Федору Охлопкову!" Затем приблизил листок к керосинке и стал читать:
"У него острый глаз охотника, твердая рука шахтера и большое горячее сердце. Он горячо любит жизнь, свою Якутию, советскую Родину и потому не страшится смерти в борьбе с врагом.
Федор Матвеевич Охлопков был в самых жестоких боях. Всюду выходил победителем. Разбил врага пулей и прикладом. В огне сражений стал снайпером…
Немец, взятый им на прицел, — мертвый немец!"
Федор положил вырезку на стол и почесал затылок. Все сказанное верно и неверно. Он года полтора был шахтером, но при чем тут его «крепкая» рука? Он любит Родину, жизнь, но зачем такие слова, как "не боится смерти"? Ох, эти корреспонденты… Вот почему так почтительно здоровались с ним сегодня и приветствовали на каждом шагу… Может, это для других надо, как пример что ли… Тогда еще ладно. А так, зачем?..
В землянке от натопленной печи стало тепло, запахло глиной и сыростью, с потолка закапало. Не обращая внимания на все это, Федор вынул из кармана огрызок карандаша, старательно наточил тем же кинжалом, и стал выводить не очень стройные буквы на листке ученической тетради:
"Дорогие мои — старший брат Федор, жена моя Анна, сестры Уля и Саша, сыновья мои Федька и Ванька, примите от меня фронтовой привет!"
Письмо свое начал обыденно, будто пишет он в родное село из Якутска или Алдана: "Как прежде я здоров и у меня по-прежнему дела идут хорошо".
Вокруг — чмоканье капель, падающих с потолка землянки, и храп спящих. Это он и не слышит. Он пишет, старательно выводя букву за буквой. Время от времени останавливается и от напряжения морщит лоб. Так он сидел долго. Наконец, складки на лбу разгладились и от того лицо его как бы помолодело. Письмо родным уже готово. Хотел вложить в письмо ту вырезку из газеты, но почему-то сдержался. Посидел, держа в руках листок — единственное имеющееся у него свидетельство того, как он бился с фашистами в течение целого года затем достал партийный билет и вложил туда.
Радость и горе, торжество и смерть на войне ходят рядом. Воодушевляющие слухи с юга и обидное топтанье на своем фронте… В январе, перед слетом, была организована снайперская группа. Назначили командира и снайперы стали выполнять свойственные их призвания задачи. Их перестали посылать в разведку, больше не использовали в качестве пулеметчиков и автоматчиков. Пошли выходы "на охоту", устройство засад. Сообщения "о метких стрелках", "умелых следопытах" и "счете мести" часто стали появляться в газетах.
