Ознакомительная версия.
Спектакль «Король и я» с участием Юла Бриннера много раз возобновлялся и за 30 лет выдержал 4625 представлений. В числе поздравивших Юла с последним представлением побившего все рекорды шоу был и президент США Рональд Рейган, который, надо отдать ему должное, сохранил при этом дистанцию, отделявшую его от подлинных звезд Голливуда – сам Рональд в звезды так и не выбился.
Политические взгляды Юла Бриннера вряд ли сильно отличались от взглядов его дяди Феликса, который в 1917 г. в Петербурге однажды стащил самого Ленина с трибуны. Хотя раскованность высказываний Юла позволяла некоторым считать его «первой социалистической звездой Голливуда». Его нетерпимость к антисемитизму нередко понимала формы, выходящие за пределы цивилизованного общества. Журналист Левин, как-то бравший у него интервью, вспоминал, что посыльный случайно оказался рядом и вздумал пошутить над крючковатым носом прессмэна. Юл сшиб его с ног и не давал подняться, пока тот не поцеловал туфли журналиста и не попросил прощения.
Когда Юл Бриннер умер, никто из знаменитостей не был на траурной церемонии в Нью-Йорке. Возможно, их смутили тибетские и непальские ламы, которые отпевали его, хотя кому же еще было отпевать монгола? Но миллионы американских кинозрителей, еще не забывших недавнюю историю кино, по-прежнему числят Юла в «русских», игнорируя нюансы. Хотя Голливуд за последние годы сильно «порусел», Юл Бриннер остается единственным «русским», не уступающим по яркости главным голливудским светилам.
Владимир Набоков по обе стороны океана
...
Если отбросить ложную скромность, то я самая яркая личность из всех, встретившихся мне за всю жизнь.
Владимир Набоков
Набоков с детства говорил на трех языках, русском, французском и английском (с гувернантками, француженкой и англичанкой), а затем окончил Кембриджский университет по специальности «французская литература». Причем вначале внушались французский и английский, а потом уже сам по себе усвоился русский. Позднее появился специальный репетитор, лютеранин еврейского происхождения, с которым проходились гимназические курсы. От такого «трехъязычия» происходит бьющее через край языковое изобилие писателя – в запасниках его памяти зрело огромное множество слов, которым он время от времени давал выход. Изысканность наполняет каждое слово писателя без всякого старания с его стороны. Солнце натягивает на руку ажурный чулок аллеи («Другие берега») – сколько ни трудись, так не выразишься. Но отсюда же и его скупость и настороженность; герой романа «Дар», русский молодой человек, оказавшийся в 20-е годы в Берлине, несомненно, автобиографичен – автор отрицал это только из любви к парадоксам. Если ученик, провожающий его после урока, заговаривает с ним на языке, который он преподает, ему кажется, что тот залезает ему в карман.
Когда говорят, что кто-то «владеет языком», я всегда настораживаюсь: что значит «владеет»? Например, владел ли Набоков немецким языком? Сам он заявлял, что не владел совершенно, хотя прожил в Берлине 15 лет. Но нет ли тут все той же брезгливой изысканности и эпатажа? Ведь в лавке он, наверное, должен был показать на колбасу и сказать: «Дизэ, биттэ, цвай хундерт грамм!». Иначе ему грозила бы голодная смерть.
А владел ли Набоков русским языком? Вопрос кажется праздным. Можно ли спрашивать об этом о русском человеке, написавшем по-русски книгу стихов, девять романов, множество литературоведческих работ и вдобавок переведшем на английский «Евгения Онегина» (надо думать, без обращения к словарю)? Тем не менее целые пласты русского языка Набокову неведомы. Например, автомобильная терминология – ее он знал только по-английски. Иначе как могли в машине героя «Лолиты» «отполировать клапаны»? Думаю, что в России пьяный механик ему бы «отрегулировал клапана». То же самое со спортивной терминологией. В теннисе герой «Других берегов» «сервирует» мяч. Если бы автор заставил себя заглянуть в словарь, он бы неминуемо обнаружил, что глагол to serve применительно к мячу переводится как «подавать». А сервировать мяч, конечно, не стоит, это не жаркое. Набоков, выходит, блестяще владел русским интеллигентским жаргоном, а также литературным языком, на котором написана русская беллетристика 19-го века, но язык улиц, мастеровых и тем более крестьян был для него чужим, Тюремщик Родион из «Приглашения на казнь» – редкий для Набокова персонаж, старающийся выражаться простонародно, но он лишь подтверждает это не владение.
Хобби Владимира было в каком-то возрасте обычным – бабочки. Но он не оставил его в детстве, а взял с собой в жизненную дорогу. Это породило немало «веселых минут» в его жизни. Сначала в Одессе, в 1918 году большевистский часовой заключил, что он сигнализирует сачком что-то судам Антанты на рейде и намерился Набокова арестовать. Писатель чудом избежал ЧК. Затем в Приморских Альпах французский жандарм решил, что он ловит птиц на продажу. Это тоже было запрещено, хотя и не столь сурово, как шпионаж в пользу Антанты, но еще более неукоснительно. Наконец, в Америке молчаливые фермеры лишь указывали ему на табличку «Удить запрещается». Но все это его хобби дружно отрицали. Между тем Набоков имел много публикаций по энтомологии бабочек и со временем превратился в одного из мировых авторитетов по этому вопросу.
Набоков смотрел на Европу несколько свысока, не по-совковски. Вот например, какая деталь быта производила на нас на Западе самое сильное впечатление? Правильно, ванные. Набоков же всегда возил с собой собственную резиновую ванну и приговаривал, что «Ничего нет на свете грязнее французских ванных, кроме, разумеется, немецких».
Когда Набоков стал по-русски писать романы, эта изысканность не могла не проявиться. Александр Лужен, герой романа «Защита Лужина», не лучшего, но вполне характерного для писателя, играл, правда, не в бисер (как герой Германа Гессе), а в шахматы. Вернее шахматы были не только его профессией, но и жизнью этого человека, а на все остальное его узкого существа просто не доставало. До войны Лужин был шахматным вундеркиндом, за которого светские разговоры вел отец. После революции и смерти отца ему пришлось врубаться к жизнь заново, причем в эмиграции, а это было непросто – он и разговаривать толком не умел. Ну, выступил удачно на паре турниров, умеренно прославился, а дальше-то как жить?
Агония Лужина была продлена женитьбой и женой, не то что бы любящей, но стремящейся сохранить фасад счастливого брака, хотя этому и мешала все более явная психическая болезнь мужа. Очень скоро этого толстого и неуклюжего увальня нельзя было уже демонстрировать гостям в качестве «несколько уставшей знаменитости». А вскоре не переносящий всякого общения несчастный Лужин вообще бросился с последнего этажа их берлинского дома, где они экономии ради снимали квартиру.
Ознакомительная версия.
