«Получил назначение к себе в Кадиевку и приказ: рыть «мышеловки» в районе нашей «Центральной - Ирмино». «Мышеловками» зовут мелкие шахтенки... Вырыли четыре штуки, три ствола и штольню. Техники нет, лошадей нет. Рыли женщины, они же вертели барабан (по шесть человек в упряжке), с помощью которого бадья с углем поднималась на поверхность. Централизованного снабжения нет, торговли нет, харчи доставай как знаешь. Из дохлых лошадей варили мыло, добавляли чебрец для душистости и давали в виде премии женщинам. Они это мыло меняли на картошку на базаре...
...В первую очередь мы решили пустить шахту «Благовещенка», для этого на шахту потребовалось доставить ланкаширский паровой котел. Он тяжелый, площадью девяносто квадратных метров. Погрузили его на большой лафет, а везти не на чем. Запряглись в упряжку восемьдесят женщин и повезли с горы на гору. На спусках женщины вцеплялись в колеса, тормозить-то нечем».
Такие примеры можно приводить без конца...
С группой инженеров в Донбасс приехал и Стаханов. Его уполномочил наркомат помогать местным руководителям шахт.
Алексей сразу же отправился на свою родную шахту «Центральная - Ирмино». Его шахта, на которой он впервые испытал тяжесть шахтерского труда, где познал дружескую помощь рабочего коллектива, шахта, где он установил всемирный рекорд на отбойном молотке, была варварски разрушена. Раньше Алексей любил издалека рассматривать вершину копра, на котором постоянно радостным светом сияла лампочка, извещавшая всю округу о том, что суточная норма добычи поднята на-гора. Теперь части взорванного гигантского стального «журавля» безжизненно лежали на земле, засыпанные битым кирпичом разрушенного здания шахтоуправления. Огонь уничтожил нарядную, ту самую, где Алексея впервые чествовали друзья-шахтеры, узнавшие, что он нарубал за смену шесть железнодорожных вагонов угля. Огонь снес все постройки, и открытые стволы шахт казались Алексею неизлечимыми ранами. Стаханов стоял у разоренной шахты, и слезы текли по его сразу осунувшемуся лицу. Он не стыдился их, как не скрывал своего горя сыновьего у могилы матери. А его шахта дала ему, Алексею Стаханову, новую, светлую и радостную жизнь. Неудержимый гнев против врага охватил его, придал новые силы.
- Ничего, будет на нашей улице праздник, - говорил он. - Снова расцветет наш город, будут в нем жить веселые, добрые люди в хороших домах, красиво одетые. Никому и никогда не удастся нас сломить...
В городском комитете партии Стаханову рассказали, что в начале войны почти половина кадиевских коммунистов ушла на фронт, а остальные вступили в ополчение, в истребительные батальоны, в отряды ПВО. Пять полков ополченцев отправились воевать, а те, кто остался, с винтовками ходили на работу и по тревоге громили вражеских парашютистов или прорвавшихся через фронт разведчиков и диверсантов.
Там же, в горкоме, Алексею Григорьевичу показали секретный приказ, захваченный у фашистов, в нем говерилось: «Все, что не может быть вывезено, подлежит разрушению, а в особенности водопроводные и электрические станции, шахты, заводские сооружения, средства производства всех видов, урожай, который не может быть вывезен, деревни, дома...»
Оккупировав Донбасс, гитлеровцы рассчитывали воспользоваться его углем, но шахтеры оказали сопротивление. Возникли подпольные партийные и комсомольские группы, началась партизанская борьба. Кадиевский отряд произвел тридцать две боевые операции.
Фашистам не удалось пустить шахты, и за это они учинили расправу над горняками. Три тысячи жителей Кадиевки были расстреляны, двенадцать тысяч ирминовцев угнано в Германию.
Во время поездки по Донбассу Стаханов видел героический труд шахтеров, стремившихся в короткий срок восстановить добычу угля. Вот некоторые записи из его тетради того времени:
«На шахте номер десять каменщик Григорий Евтушенко за шесть дней сложил здание подъемной машины. Молодой монтер Иван Демин оборудовал подъем и за пять дней восстановил кочегарку. Когда понадобилось ремонтировать армировку ствола, он без клети спускался в глубокий колодец...
Гитлеровцы заминировали одну из шахт треста Куйбышевуголь, завалили ее наклонный ствол. Крепильщики Новиков, Ячменев, Пеньков свыше "трех суток расчищали вход в шахту, каждую минуту ожидая взрыва, рискуя оказаться под завалом...
Когда восстанавливали главный ствол шахты имени Феликса Кона, нужно было под водой соединить трубы. Это сделал бригадир проходчиков Игнат Дорошенко...»
Со всей страны комсомольцы приехали восстанавливать Донбасс. Самыми первыми откликнулись карагандинцы. Кировский район Караганды взял шефство над донецкой шахтой № 4 треста Богураевуголь.
Шли в Донбасс из далекой Караганды деньги, оборудование, подарки. Ехали опытные рабочие.
Специалистов не хватало. Стаханов обратился через газеты к старым шахтерам с просьбой помочь обучить новые кадры вместо выбывших:
«На шахты Донбасса прибывают тысячи рабочих... Обучить их горняцкой профессии, привить любовь к почетному шахтерскому труду - благородная задача опытных горняков... В забоях будет появляться все больше и больше отбойных молотков, врубовых машин, электровозов... Кто же, как не старые горняки, приобщат молодежь к незнакомой им технике?..»
Шахтеры откликнулись на его призыв.
Стаханов присматривался ко всему новому, что применялось при восстановлении шахт. И не только присматривался, но и рекомендовал сопровождающим его в поездке инженерам немедленно перенимать и распространять передовой опыт. Так, во время поездки по Донбассу были обобщены новые усовершенствования, используемые при откачке воды из затопленных шахт. Способы были описаны простым, доходчивым языком, размножены и распространены по шахтам.
Закончилась Великая Отечественная война, возродился Донбасс. Президиум Верховного Совета СССР в сентябре 1947 года учредил правительственную награду-медаль «За восстановление угольных шахт Донбасса». Эту награду с гордостью носят шахтеры и те, кто восстанавливал из развалин Донбасс. В этом же году ввели ежегодный праздник День шахтера. Его отмечают в последнее воскресенье августа в честь 31 августа 1935 года, в день, когда Алексей Григорьевич Стаханов установил свой замечательный рекорд.
В послевоенное время Стаханов вначале работал заместителем управляющего трестом по добыче, а затем упросил назначить его на меньшую должность - помощником главного инженера на шахту № 2-43 в город Чистякове (позже его переименовали в город Торез). Новая работа доставляла удовлетворение: «Все время на людях и с людьми, и уголек качаем день и ночь - хороню... - говорил Стаханов. - Когда сидел в наркомате, каждую ночь снилась лава, блестящая, как солнце под землей. Уголь синькой въелся не только в мою кожу, он у меня в душе, в сердце...»
