Роковой спор князей близился к трагическому исходу. Но прежде свое слово должен был сказать «вольный царь» – хан Узбек. Юрий с братом Афанасием, новгородцами и многочисленной свитой, включавшей всех врагов Михаила, первым отправился в Орду. Это произошло в конце весны – начале лета 1318 года. Москву он, как обычно, оставил на попечение Ивана. Михаил Тверской, отправив вперед себя 12-летнего сына Константина, замешкался. Он хотел собрать побольше даров для ханского двора. К тому же его, вероятно, задержал мор, свирепствовавший в это время в Твери.
Медлительность Михаила была его серьезной ошибкой. Враги во главе с Юрием и его приятелем татарским воеводой Кавгадыем успели настроить хана и его окружение против тверского князя.
Михаил выехал из Твери в Орду 1 августа 1318 года, во вторник. В этот день по церковному календарю был праздник Спаса Всемилостивого. Именно Спасу был посвящен городской собор в Твери. Установление праздника Спаса в день 1 августа связано с победой Андрея Боголюбского над болгарами в 1164 году. Избрав этот день для отъезда, Михаил как бы отдавал себя под покровительство Всемилостивого Спаса. И , сам князь, и вся его семья предчувствовали недоброе. Княгиня Анна с младшим сыном Василием провожала мужа до устья реки Нерль Волжская. Вдоль Нерли до Переяславля и далее «волоком» до другой Нерли, Клязьменской, шел кратчайший путь из Твери во Владимир. Когда-то этим путем возили на ладьях белый камень, добытый в старицких каменоломнях для строительства владимирских соборов. Но с приходом татар строительство замерло, и теперь только заросшие бурьяном кучи белых камней, видневшиеся кое-где по берегам Нерли, напоминали о былом расцвете стольного Владимира.
Старшие сыновья Михаила Дмитрий и Александр провожали отца до Владимира и здесь простились с ним.
Заметим, что маршрут, по которому ехал Михаил в свой последний путь (через Переяславль и Владимир), свидетельствует о том, что именно он занимал в это время великокняжеский престол.
Казнь Михаила Ярославича Тверского в Орде 22 ноября 1318 года – один из самых драматических моментов московско-тверского противостояния. Это событие послужило темой для особой повести, созданной в Твери вскоре после 1318 года. Сам Михаил был причислен церковью к,мученикам за православную веру, за Русскую землю.
Вот как рассказывает о гибели Михаила Тверского в своей «Истории России» С. М. Соловьев:
«Начальником всего зла летописец называет Кавгадыя: по Кавгадыеву совету Юрий пошел в Орду. Кавгадый наклеветал хану на Михаила, и рассерженный Узбек велел схватить сына Михайлова, Константина, посланного отцом перед собою в Орду; хан велел было уморить голодом молодого князя, но некоторые вельможи заметили ему, что если он умертвит сына, то отец никогда не явится в Орду, и Узбек приказал выпустить Константина. Что же касается до Кавгадыя, то он боялся присутствия Михайлова в Орде и послал толпу татар перехватить его на дороге и убить; но это не удалось; чтоб воспрепятствовать другим способом приезду Михайлову, Кавгадый стал говорить хану, что тверской князь никогда не приедет в Орду, что нечего его дожидаться, а надобно послать на его войско. Но в августе 1318 года Михаил отправился в Орду, и когда был во Владимире, то явился туда к нему посол из Орды, именем Ахмыл, и сказал ему: „Зовет тебя хан, поезжай скорее, поспевай в месяц; если же не приедешь к сроку, то уже назначена рать на тебя и на города твои: Кавгадый обнес тебя перед ханом, сказал, что не бывать тебе в Орде“. Бояре стали говорить Михаилу: „Один сын твой в Орде, пошли еще другого“. Сыновья его, Дмитрий и Александр, также говорили ему: „Батюшка! не езди в Орду сам, но пошли кого-нибудь из нас, хану тебя оклеветали, подожди, пока гнев его пройдет“. Михаил отвечал им: „Хан зовет не вас и никого другого, а моей головы хочет; не поеду, так вотчина моя вся будет опустошена и множество христиан избито; после когда-нибудь надобно же умирать, так лучше теперь положу душу мою за многие души“. Давши ряд сыновьям, разделив им отчину свою, написавши грамоту, Михаил отправился в Орду, настиг хана на устье Дона, по обычаю, отнес подарки всем князья ордынским, женам ханским, самому хану и полтора месяца жил спокойно; хан дал ему пристава, чтоб никто не смел обижать его. Наконец Узбек вспомнил о деле и сказал князьям своим: „Вы мне говорили на князя Михаила: так рассудите его с московским князем и скажите мне, кто прав и кто виноват“. Начался суд; два раза приводили Михаила в собрание вельмож ордынских, где читали ему грамоты обвинительные: „Ты был горд и непокорлив хану нашему, ты позорил посла ханского Кавгадыя, бился с ним и татар его побил, дани ханские брат себе, хотел бежать к немцам с казною и казну в Рим к папе отпустил, княгиню Юрьеву отравил“. Михаил защищался; но судьи стояли явно за Юрия и Кавгадыя; причем последний был вместе и обвинителем и судьею. В другой раз Михаила привели на суд уже связанного; потом отобрали у него платье, отогнали бояр, слуг и духовника, наложили на шею тяжелую колоду и повели за ханом, который ехал на охоту; по ночам руки у Михаила забивали в колодки, и так как он постоянно читал Псалтирь, то отрок сидел перед ним и перевертывал листы. Орда остановилась за рекою Тереком, на реке Севенце, под городом Дедяковым, недалеко от Дербента. На дороге отроки говорили Михаилу: „Князь! Проводники и лошади готовы, беги в горы, спаси жизнь свою“. Михаил отказался. „Если я один спасусь, – говорил он, – а людей своих оставлю в беде, то какая мне будет слава?“ Уже двадцать четыре дня Михаил терпел всякую нужду, как однажды Кавгадый велел привести его на торг, созвал всех заимодавцев, велел поставить князя перед собою на колени, величался и говорил много досадных слов Михаилу, потом сказал ему: „Знай, Михайло! Таков ханский обычай: если хан рассердится на кого и из родственников своих, то также велит держать его в колодке, а потом, когда гнев минет, то возвращает ему прежнюю честь; так и тебя завтра или послезавтра освободят от всей этой тяжести, и в большей чести будешь“; после чего, обратясь к сторожам, прибавил: „Зачем не снимете с него колоды?“ Те отвечали: „Завтра или послезавтра снимем, как ты говоришь“. – „Ну по крайней мере поддержите колоду, чтоб не отдавила ему плеч“, – сказал на это Кавгадый, и один из сторожей стал поддерживать колоду. Наругавшись таким образом над Михаилом, Кавгадый велел отвести его прочь; но тот захотел отдохнуть и велел отрокам своим подать себе стул; около него собралась большая толпа греков, немцев, литвы и руси; тогда один из приближенных сказал ему: „Господин князь! Видишь, сколько народа стоит и смотрит на позор твой, а прежде они слыхали, что был ты князем в земле своей; пошел бы ты в свою вежу“. Михаил встал и пошел домой. С тех пор на глазах его были всегда слезы, потому что он предугадывал свою участь. Прошел еще день, и Михаил велел отпеть заутреню, часы, прочел со слезами правило к причащению, исповедался, призвал сына своего Константина, чтобы объявить ему последнюю свою волю, потом сказал: „Дайте мне Псалтирь, очень тяжело у меня на душе“. Открылся псалом „Сердце мое смутися во мне, и страх смертный прииде на мя“. „Что значит этот псалом?“ – спросил князь у священников; те, чтоб не смутить его еще больше, указали ему на друтой псалом:
