Ознакомительная версия.
Подробностей я не знаю. На мой недоумевающий вопрос: почему же так выпело, это же для новых хозяев прямой убыток? – местные жители отвечают, что «они нарочно так сделали, хотят все загубить, а землю продать». Тут уж позвольте усомниться. На что годна эта земля и кому ее продавать? Она годна только для сельского хозяйства, если найдутся хоть какие-то работники. Для промышленного развития, как мы видим, местное население непригодно. Туризм (в виде баз отдыха, подобных моркуновской) возможен в курортных местах, там, где есть озера. В Покровье, заметим, озера нет. Так что купить эту землю можно только с целью ведения сельского хозяйства, больше я просто не могу придумать никакого применения. А тогда «чеченцы» или им подобные и есть конечные покупатели. Значит, чтобы деньги не пропали, они должны будут как-то развивать это хозяйство. Наверное, привезут новых работников с юга, и постепенно эта территория поменяет состав своего населения. Альтернатива одна – превратиться в «пустыню» и зарасти тайгой. Больше вариантов я не вижу.
В «курортных местах», вблизи озер, деревни действительно понемногу превращаются в дачные поселки, обслуживающие Москву и Питер. Собственно, это очень важная социальная функция – предоставлять рекреационные возможности для жителей столиц, место для выращивания и воспитания в контакте с родной природой детей, частично даже для ведения небольшого подсобного хозяйства (чаще всего огородного) для некоторых семей.
Во время всякого рода экологических катаклизмов, например, когда вокруг Москвы горят леса и город наполняется дымом (как это было в 2010 году), нагрузка на здешние деревни огромная. Только в нашей маленькой деревушке в пиковые моменты собирается до тридцати-сорока детей разных возрастов и больше двухсот человек взрослых. При этом Моркунов со своим небольшим гостиничным хозяйством в день получал до пятидесяти звонков от все новых и новых желающих у него поселиться и вынужден был им отказывать – постояльцами было занято решительно все, вплоть до недостроенной бани и чердаков.
Там, где есть проезжая дорога (на «той стороне»), нагрузка еще больше. Там стоят постоянные дачи всей н-ской элиты и плюс к тому многих жителей Москвы и Питера. Цена на участки в хороших местах, у озера и в поселках с проезжей дорогой, весьма солидная – до двух тысяч долларов за сотку, практически как в ближнем Подмосковье. Участок с домом еще дороже. Например, в нашей деревне хороший участок с домом может быть продан, например, за шестьдесят-семьдесят тысяч долларов. Правда, хороший новый бревенчатый дом на некотором отдалении от воды, как у наших «новозеландских» эмигрантов, второй год не могут продать за три миллиона (сто тысяч долларов по нынешнему курсу). А Петр Сергеич уже три-четыре года ищет покупателей на свой шикарный участок и большой дом за шесть миллионов (двести тысяч долларов) и, по общему мнению жителей деревни, не найдет, потому что перегнул палку.
Как говорят, наша Д-ская местная власть объявила, что одним из направлений экономического развития района должен стать «экологический туризм» – что-то вроде небольших частных баз отдыха, подобных той, что создал у себя Моркунов. Не знаю, насколько это правда. Но, в принципе, для приозерных районов это разумно, хотя требует, по нынешним вкусам «туристов», все-таки довольно приличных инвестиций и какого-никакого обслуживающего персонала, с которым, как известно, очень плохо.
Местным жителям это не очень нравится, они говорят: «Все загадят» – и решительно не хотят подвинуться, чтобы дать жизненное пространство другим.
Как мы знаем, моркуновское предприятие тоже было встречено некоторыми жителями деревни в штыки. Отчасти это понятно. Действительно, многочисленные приезжие легко могут загадить великолепное первозданное место. В Булавино пока очень чисто, надо отдать должное нашим фермерам, они тщательно убирают мусор и следят за своими постояльцами. Но уже когда едешь в магазин в Задольское, то после булавинской чистоты получаешь прямо-таки шок: окурки, осколки, банки везде. Могут загадить, это правда. На мой взгляд, если уж и правда развивать это экономическое направление в наших краях, то властям начинать надо именно с налаживания систематической уборки территории. Иначе край просто потеряет свою «экологически-туристическую» привлекательность, и на этом все и кончится. Хотя я очень уж сомневаюсь, что дело дойдет до каких-то активных действий.
Теперь о рабочей силе. На местное население в целом надежды нет. Губерния постепенно превращается в «пустыню» с точки зрения рабочей силы. Вымирают или спиваются последние старожилы, и, я думаю, через десять-пятнадцать лет не останется никого. Если есть тут кто-то молодой и непьющий, он любыми способами старается эту территорию покинуть. В сельском хозяйстве народ вообще категорически не хочет работать, даже если есть рабочие места с приличной по здешним понятиям зарплатой. Считается гораздо более желательным сидеть в сельсовете секретаршей с зарплатой в шесть-восемь тысяч, чем получать пятнадцать тысяч на моркуновской ферме. Аргумент простой: «Там же пахать надо, да еще на чужого дядю». Впрочем, даже секретарша из сельсовета горестно жалуется на свою тяжелую жизнь: «Они думают: ишь, какая зарплата хорошая, а тут все время чего-то надо и надо делать, никакого покоя, и думать много приходится, и из района на тебя орут все время».
Поэтому если есть какая-то экономическая перспектива у здешних мест, то, скорее всего, ее реализация потребует массового привлечения мигрантов. В Д. уже есть несколько предприятий (в том числе одна ферма), где работают узбеки. Строительство для дачников осуществляют во многих случаях молдаване или украинцы, как и по всей стране. Haш Моркунов тоже делал попытку привлечь в качестве рабочей силы таджиков, но неудачную, правда. Об этой истории расскажу подробнее.
Когда в очередной раз ферма осталась без рабочих, Моркунов поехал в Москву и где-то на уличной «бирже труда» договорился с двумя таджиками о том, что они приедут на пару месяцев на покос. Один из таджиков был совсем мальчик, лет семнадцати, причем совсем не говорил по-русски. Видимо, в первый раз в жизни уехал из дома на заработки. Второй был постарше и кое-как мог связать по-русски пару слов. Собственно, он и договаривался о трудоустройстве за двоих, а второму просто переводил то, что ему удавалось понять. При этом они не были ни братьями, ни друзьями, просто познакомились в Москве на этой таджикской уличной «бирже труда».
Итак, договорились, сели к Моркунову в машину и поехали. И чем дальше они ехали от Москвы, тем страшнее им становилось. Видимо, они как-то не совсем поняли, куда ехать и на что это похоже. А тут куда-то завезли в глухие леса, людей практически не встречается.
Ознакомительная версия.
