Начальник оперативного управления штаба Западного фронта А. М. Перемытов, вернувшись от Тухачевского, сказал мне:
– Командующий хочет иметь исчерпывающие данные о перевозках и сосредоточении войск. Я ему доложил довольно обстоятельно, но он выразил желание заслушать работника, непосредственно занимающегося этими делами, то есть вас. В двадцать два ноль ноль извольте быть у него. Прихватите с собой карту районов сосредоточения, графики движения. И мой вам совет: когда будете докладывать, говорите коротко; командующий, как я успел заметить, не переносит многословия.
Признаюсь, мною овладело беспокойство и даже неуверенность. Тухачевского не удовлетворил доклад Перемытова, опытнейшего оператора-генштабиста. Удовлетворит ли мой?
Однако эти тревоги как рукой сняло, едва я появился в кабинете командующего. Михаил Николаевич усадил меня в кресло и как-то очень тактично, вроде бы даже неофициально стал расспрашивать, где я прежде служил, в каких должностях, когда кончил школу штабной службы. Потом незаметно подвел к теме доклада и весь превратился в слух.
Следуя совету Перемытова, я, кажется, перестарался: доклад получился слишком уж лаконичным.
– У вас все? – удивился Тухачевский.
– Так точно.
– А у меня еще не все… Уточните, пожалуйста, с какой скоростью следуют оперативные эшелоны? Какая сейчас обстановка на железных дорогах?
В первую минуту я замешкался. Но Михаил Николаевич не торопил, дал возможность собраться с мыслями.
Память выручила. Припомнив множество фактов, я доложил, что средняя скорость движения эшелонов не превышает 12–14 километров в час. Локомотивы работают на дровах, причем плохих, непросушенных, прямо с корня. Из-за нехватки топлива часты остановки в пути. В этих случаях красноармейцы выгружаются из эшелонов и направляются в ближайший лес на заготовку дров. Многие локомотивы простаивают из-за неисправностей. К весне положение на железных дорогах несколько улучшилось. Но незначительно.
– Да, таким улучшением довольствоваться нельзя, – вздохнул Тухачевский и принялся расспрашивать меня о выполнении графиков погрузки войск в исходных районах – в Сибири, на Урале, на Кавказе.
Пришлось признаться, что связи с глубинными военными округами у нас нет и об эшелонах мы узнаем лишь при подходе их.
– Плохо, очень плохо, – констатировал командующий. – Штаб непременно должен знать, вовремя ли, в соответствии ли с плановыми сроками отправляются к нам войска…
Этот разговор заставил меня по-новому взглянуть на свои обязанности, заняться многими вопросами, ранее ускользавшими из поля зрения.
Запомнилась и еще одна подробность первой встречи с Михаилом Николаевичем. Он обратил внимание на мою одежду – чесучевую рубаху, черные брюки навыпуск и парусиновые ботинки.
– Почему вы в партикулярном платье?
Я рассказал, как в госпитале, куда попал с сыпным тифом в январе 1920 года, неудачно продезинфицировали мое обмундирование и вернули в виде полуистлевшего тряпья.
Командующий тут же распорядился, чтобы меня одели по-военному. Конкретизировать, что это значит, он воздержался. В то время единой формы для командиров Красной Армии еще не было. Щеголяли кто в чем горазд. А. М. Перемытов, например, донашивал офицерскую гимнастерку и зеленые диагоналевые брюки со штрипками. Начальник штаба Н. Н. Шварц носил китель цвета хаки и штатские брюки какого-то неопределенного цвета. А Борис Михайлович Шапошников, бывший тогда начальником Оперативного управления штаба Республики, приезжал к нам в хорошем штатском костюме и накрахмаленной рубашке с черным шелковым галстуком.
На этом довольно пестром фоне я не очень-то выделялся среди других. Но Тухачевский обладал даром все замечать, за каждой мелочью видел человека и всегда стремился помочь, если кто-то испытывал какие-то затруднения или неудобства.
Об этом можно было бы говорить и говорить, нанизывая один пример на другой. Однако, мне думается, в воспоминаниях о таких людях, как М. Н. Тухачевский, нельзя сводить все к мелочам. От подробностей первой встречи я попытаюсь сразу же перейти к более существенным событиям, способным дать хотя бы некоторое представление о деятельности Михаила Николаевича в период польской кампании.
Еще до того, как Тухачевский вступил в командование Западным фронтом, стратегическая обстановка приобрела очень острый характер. 24 апреля 1920 года белополяки превосходящими силами перешли в наступление против Юго-Западного фронта. 27 апреля они захватили Овруч, Коростень, Житомир, Бердичев. Под вражеским натиском вынуждена была отступить в юго-восточном направлении 14-я армия. Между ней и 12-й армией образовался все увеличивающийся разрыв, используемый противником. 12-йармии приходилось оставлять рубеж за рубежом, и к 3 мая белополяки угрожали уже непосредственно Киеву. 6 мая части 12-й армии были вынуждены оставить Киев и отойти за Днепр.
Тухачевский и штаб нашего фронта с тревогой следили за положением на Юго-Западном фронте. Михаил Николаевич, надо полагать, отдавал себе ясный отчет в сложности ситуации, и его длительные беседы со многими работниками штаба преследовали вполне определенную цель: он искал пути и способы наиболее эффективной помощи своему левому соседу.
В первых числах мая у него окончательно созрело решение: не ожидая сосредоточения всех назначенных фронту резервов и маршевых пополнений, начать активные действия на Белорусском театре. Решение это было одобрено главным командованием и легло в основу плана нашего майского наступления.
Главные усилия войск Западного фронта сосредоточивались на правом крыле южнее Полоцка. Отсюда 15-я армия (командарм А. И. Корк) должна была наносить удар в направлении Вильно. Вспомогательный удар предполагалось осуществить силами 16-й армии (командарм Н. В. Сологуб) из района южнее Борисова в направлении Игумен – Минск.
Для прикрытия правого крыла фронта и обеспечения безопасности границ с Латвией перед началом наступления была сформирована так называемая Северная группа войск в составе 48-й и 18-й стрелковых дивизий и 168-й стрелковой бригады под общим командованием Е. Н. Сергеева. Этой группе предстояло также решать и активные задачи: одновременно с 15-й армией она должна была перейти в наступление, форсировать Западную Двину и угрожать противнику с тыла.
Следует иметь в виду, что штаб Западного фронта начал планировать наступление еще до приезда М. Н. Тухачевского в Смоленск. Но и нам, и прежнему командующему фронтом В. М. Гиттису оно рисовалось в более отдаленной перспективе. План был составлен с большим размахом. На заключительном этапе операции тов. Гиттис намеревался устроить для противника нечто вроде Канн. Для этой цели предусматривалось создание двух ударных группировок – как на правом, так и на левом крыле фронта.
