Когда сутенер обзаводится девушкой, готовой работать на него, чтобы удержать ее, он должен помнить о трех вещах. Они обеспечивают некое уважение, будят в девушке чувства, которыми сутенер должен воспользоваться. Большинство проституток просто запуганы, но многие девочки сбегают от этого, так что сутенеру необходимо дать им нечто такое, чего они не могут найти нигде, — сексуальное удовлетворение. Он должен быть самым крутым жеребцом в жизни шлюхи, единственным любовником, удовлетворяющим ее полностью. И если это не временная подработка, девушка должна все время чувствовать, что сутенер любит ее. Пробуя себя в роли сутенера в пятидесятых, я наивно полагал, что девушка спит для меня с другими только потому, что я трахал ее лучше всех. Теперь я понимаю, что удовлетворял лишь себя и ни разу не пытался убедиться, что девушке со мной хорошо. Вспоминая прошлое, я вынужден посмеяться над собой. Я не могу винить своих девушек за то, что они бросили меня в тюрьме. То, что я давал им, не стоило тысячи долларов, нужных для внесения залога.
Благодаря неверной малышке Дарлин, которую я вырвал из когтей чернокожего сутенера и уберег от светившей ей жизни проститутки, я получил один из самых важных уроков в своей жизни. Ее интрижка показала мне, что я был далеко не на высоте в постели.
Теперь, собираясь заняться сексом с Мэри, я не хотел облажаться. Мне нужно было доказать себе, что я смогу быть классным любовником, и вдобавок я хотел, чтобы Мэри ко мне привязалась. Вечеринка устраивалась для нее: я задумал дать ей больше, чем она могла ожидать от кого-нибудь другого.
Раздеваясь, мы целовались и сжимали друг друга в объятиях. Я не стал тут же прыгать в постель, а, наоборот, сдерживал себя, двигался медленно, словно совершая какой-то ритуал, пока мы снимали с Мэри блузку, а наши губы и языки знакомились. Я целовал ее грудь, освобождая Мэри от оставшейся одежды, в то время как она пыталась справиться с пуговицами у меня на брюках. Когда мы разделись, Мэри хотела лечь в постель, но я удержал ее. Мы крепко прижимались друг к другу. Ее сила и желание оказались сильнее, чем мои. Она подтолкнула меня к кровати, показывая, что хочет меня. Но я только запустил руку ей между ног и ввел во влагалище палец, орудуя им так, что Мэри взмолилась: «О, Чарли, ну же! Войди в меня». И хотя я желал этого не меньше, мои пальцы продолжили исследовать, сжимать и дразнить Мэри, пока она окончательно не вышла из образа милой, невинной библиотекарши. Ее тело бешено изгибалось, а когда-то такие нежные руки вцепились в меня мертвой хваткой, заставляя войти в нее. «Черт тебя побери, Чарли, вставь же в меня! — умоляла Мэри. — Войди в меня сейчас же. Трахни меня, ну, пожалуйста, трахни меня!» Она все сильнее насаживалась на мою руку. После оргазма я стал целовать ее в губы. Постанывая, Мэри продолжала медленно тереться о мою ногу, потом расслабилась и поудобнее устроилась на кровати, чтобы передохнуть. Она лежала с закрытыми глазами, лицо блестело от пота, губы растянулись в улыбке, причину которой было нетрудно угадать. Она улыбнулась еще шире, когда, открыв глаза, спросила: «Это было здорово, но почему ты не вставил мне?» Улыбнувшись в ответ, я сказал: «Потому что еще не вечер». Я дал ей полежать еще несколько минут, а затем предложить принять вместе ванну.
В ванной мы стали мыть друг друга, подольше задерживаясь на эрогенных зонах, играя, раззадоривая друг друга. После ванны Мэри быстро завернулась в полотенце. Я стянул с нее полотенце со словами: «Слушай, давай без этого. Не пытайся прятать красоту. Выпрямись и почувствуй гордость за свое тело. Давай я тебя вытру». Обсохнув, мы вернулись в постель. Запах чистых тел действовал освежающе и усиливал наше желание выйти за рамки обычного секса.
Мэри была не настолько опытна в постели, как Дарлин, но, преодолев внутренний барьер, она была готова пробовать все. Мы только и занимались тем, что пробовали! Той ночью мы перепробовали все, что можно встретить в эротической литературе. Каждый раз, чувствуя, что она вот-вот дойдет до оргазма, я снижал темп, не позволяя ей утратить желание, но доводя ее до исступления. Подержав ее в таком состоянии, я делал все необходимое, чтобы Мэри получила полную разрядку.
После ее оргазма — а кончила она несколько раз — мы лежали на кровати в обнимку, наслаждаясь тем, как соприкасаются наши обнаженные тела.
Сначала Мэри напрягалась и без особой охоты исследовала мое тело, но теперь, когда мы отдыхали, она массировала и гладила мой пенис и яички. Она без стеснения говорила о своем прошлом. Я слушал ее с большим вниманием, особенно когда речь зашла о вещах, которые ее приучили считать злом: секс, неуважение и мысль о том, что Бог — это еще не все. «Слушай, — сказал я Мэри, — вот возьми нас с тобой. Мы только что занимались тем, что твои родители и все остальные называют грехом. Разве это плохо? Ты чувствуешь себя виноватой?» Она обняла меня еще крепче и сказала: «Нет, нисколько. Я чувствую себя чудесно». Насчет неуважения я сказал следующее: «Разве люди, требующие от тебя уважения, сами уважают тебя? Разве они смотрят на тебя как на ровню? Вовсе нет, они просят то, чего не дают сами. Черт возьми, уважай себя, девочка. На этом жизнь и держится. Что же до Бога, то Он есть в каждом из нас. Любой человек сам себе Бог.
Я — Бог, ты — Бог Верь в то, во что хочешь верить, и наслаждайся счастьем».
Какое-то время мы лежали спокойно, пока взаимные поглаживания не вызвали новый всплеск желания. Я лег сверху и двигался так, чтобы мы могли целоваться со всей страстью. Когда я входил в Мэри, она застонала с таким удовлетворением, какое мне редко доводилось слышать. Несколько раз она почти доходила до вершины, но каждый раз я менял ритм, чтобы не дать ей кончить. Я мучил и дразнил Мэри, пока она совсем не разъярилась и стала бешено насаживаться на меня, пытаясь достичь оргазма, приход которого я специально оттягивал. Я наслаждался ее необузданным желанием. Мне даже нравилась боль, которую причиняли ногти Мэри, впивавшиеся мне в спину, ибо я знал, что причиной тому распаленная мной страсть. Когда она почти закричала «о Господи, сейчас, Чарли, сейчас!», мы кончили вместе. Обессиленные и слишком довольные, чтобы разлеплять наши тела, мы лежали потные, упиваясь нашей близостью. Через несколько минут Мэри прижалась губами к моему уху и прошептала: «Боже мой, я даже не подозревала, что может быть так хорошо и можно чувствовать такую полноту. Я могла бы умереть сейчас, это был лучший день в моей жизни. Я люблю тебя, Чарли, я люблю тебя всем сердцем». Я сжал ее в объятиях, давая понять, что все слышал и благодарен ей за эти слова. Мы так и уснули, проснувшись утром в обнимку.
