Ознакомительная версия.
7 ноября 1938 г. «за исключительные личные заслуги перед революцией в деле организации обороны Союза ССР на внешних и внутренних фронтах Гражданской войны и последующие организационные мероприятия по укреплению мощи РККА» (стр. 176) Тухачевский был награжден орденом Ленина и принимал парад войск на Красной площади.
В 1934 г. Тухачевский — 1-й заместитель наркома по военным и военно-морским делам, заместитель председателя Реввоенсовета СССР. На XVII съезде ВКП(б) он избирается кандидатом в члены ЦК ВКП(б).
В 1935 г. Тухачевский — в числе первых пяти маршалов СССР. Надо обладать сверхвоображением и сверхнелогичностью Л. Никулина для того, чтобы увидеть в этом блестящем послужном списке Тухачевского злобный, мстительный и завистливый характер того, кто занимал пост Генерального секретаря ЦК ВКП(б) и без ведома, согласия и прямого указания которого не совершалось ни одного сколько-нибудь значительного назначения или перемещения в партии и государстве.
Мне кажется, что сказанного вполне достаточно для того, чтобы опровергнуть развиваемую Л. Никулиным мысль о том, что в судьбе Тухачевского роковую роль сыграло личное недоброжелательство к нему со стороны Сталина, вызванное завистью, мстительностью, властолюбием и т. п. эгоистическими чувствами.
Кроме всего прочего, нельзя не заметить, говоря о т. н. культе личности Сталина, что и сам Тухачевский внес немалую лепту в дело прославления И. В. Сталина. Вспомним хотя бы его речь на XVII съезде ВКП(б) в 1934 г., которую он закончил следующими словами:
«… Я не сомневаюсь, что под напором нашей партии, под напором ЦК, под руководящим и организующим напором товарища Сталина мы эту труднейшую задачу (перевооружение армии. — В. М.) выполним» (Стенотчет XVII съезда. Партиздат. 1934 г.).
* * *
На XXII съезде КПСС Хрущев в своем заключительном слове упомянул, что недавно в зарубежной печати промелькнуло сообщение о том, что Тухачевский и другие видные военные были репрессированы в результате провокации гитлеровской разведки.
В своей книжке Л. Никулин развивает эту мысль Хрущева. Он пишет, цитируя в главе «Русский узел» зарубежного издания:
«Служба безопасности, т. е. Гейдрих, Беренс и Наухокс, в тайне от шефа германской разведки Канариса и гестапо… приступила к изготовлению "доказательств" измены Тухачевского. Они сфабриковали подложное письмо, в котором Тухачевский и его единомышленники будто бы договаривались о том, чтобы избавиться от опеки гражданских лиц и захватить в свои руки власть.
В письме старались копировать не только почерк, но и характерный стиль Тухачевского. На подлинном письме были подлинные штампы "абвера", "сов. секретно", "конфиденциально", была и подлинная резолюция Гитлера — приказ организовать слежку за немецкими генералами вермахта, которые будто бы связаны с Тухачевским. Письмо было главным документом. Все "досье" имело 15 листов, и, кроме письма, в нем были различные документы на немецком языке, подписанные генералами вермахта (подписи были поддельные, скопированные с банковских счетов).
Оставалось только переправить досье Сталину. Была симулирована "кража" досье во время пожара из здания абвера — разведки. Затем фотокопия "досье" оказалась в руках Бенеша. Он, видимо, поверил в подлинность этого документа и дал о нем знать Сталину, искренне думая, что открывает ему глаза. Именно в этом духе Бенеш и писал своему другу Л. Блюму письмо, в котором утверждал, что существует тайная связь между генштабом Красной Армии, его высшими командирами и гитлеровской Германией.
Как ни осторожно мы относимся к разного рода мемуарам, исповедям живых и мертвых гитлеровских агентов, все же мы не можем зачеркнуть их показания, хотя бы потому, что в документах, оставленных Бенешем (да и в воспоминаниях Черчилля), мы находим подтверждение факта участия Гитлера и его агентов в провокации, направленной против видных советских военачальников.
Расчет был верен: Сталин сделал то, на что надеялись Гитлер и Гейдрих, зная его характер, мстительность и подозрительность» (стр. 192–193).
Первое, чисто эмоциональное чувство, возникшее у меня по прочтении этого кусочка из книжки Л. Никулина, было чувством какого-то смущения, смешанного с негодованием. Л. Никулин, советский человек, писатель, претендующий на объективность, видите ли, с большой осторожностью относящийся к разного рода мемуарам и исповедям живых и мертвых гитлеровских агентов, но тем не менее верящий в добрые намерения Черчилля и Бенеша и обливающий грязью вождя своего народа, почему-то позволяет себе «забывать» о таких исторических фактах, как процессы 1937–1938 годов.
Я не хочу пока что задерживаться на этих процессах и лишь позволю себе задать Л. Никулину следующий вопрос, отвлекаясь от всего прочего, — известны ли были Сталину в свое время те мемуары живых и мертвых гитлеровских агентов, о которых пишет Никулин? Известны ли были Сталину воспоминания Черчилля или «документы, оставленные Бенешем»?
Остановимся на Якире.
Если в деле Тухачевского, по утверждению Л. Никулина и иже с ним, роковую роль сыграли недоброжелательность Сталина, его мстительность и подозрительность, то Якир, по словам самого Хрущева, пользовался большим уважением у Сталина. Следовательно, в деле Якира мстительность и злобность Сталина не должны были иметь место.
За что же Сталин уничтожил Якира?
Еще раз повторим письма Якира, о которых на XXII съезде упомянул Шелепин.
В письме Сталину Якир писал:
«… Я честный и преданный партии, государству, народу боец, каким я был многие и многие годы…»
В письме Ворошилову он писал:
«К. Е. Ворошилову. В память многолетней в прошлом честной работы моей в Красной Армии я прошу Вас поручить посмотреть за моей семьей и помочь ей, беспомощной и ни в чем не повинной…»
Оба эти приведенные Шелепиным, письма Якира вызывают у меня большие сомнения с точки зрения их доказательности невиновности Якира и жестокости Сталина и других членов Политбюро. Скорее, наоборот.
Почему? Во-первых, потому что я не могу, по некоторым основаниям, о которых скажу ниже, с доверием относиться к документам, в которых в качестве доказательств фигурируют многоточия, т. е. к отдельным фразам из документов, и, во-вторых, потому что мне кажется, что приведенные письма Якира, если обратить внимание на подчеркнутые мною в этих письмах места и особенно на общий тон писем, явно свидетельствуют об их покаянном характере, о вполне определенном признании самим Якиром своей вины.
Конечно, я имею в виду только свои собственные впечатления от этих писем.
Ознакомительная версия.