Александр Александров-Федотов - Ты покоришься мне, тигр!

Одним словом, экспромтное клоунское антре.

Вопросы, потом уже и не всегда относящиеся к случаю с Парисом, продолжались и на следующих представлениях. Так что пришлось около тумбы вывесить плакат с надписью: «Парис».

Во время этих гастролей Парис был «звездой манежа». Но за кулисами за этой «звездой» был усилен контроль, потому что и одной рекламы было для нас вполне достаточно. Побывав недавно в Батуми, я с удивлением узнал, что об этом случае там помнят до сих пор.

Надо сказать, что побеги зверей довольно частое явление и у иностранных дрессировщиков. В газетах за любой год можно найти сообщения об этом. В прошлом веке, например, убежавшего льва поймали в водостоке. В Париже в 1963 году черную пантеру поймали в погребе школы. А совсем недавно в Австралии убежал лев и убил служителя.

Нет, с хищниками, как и с огнем, шутить нельзя. И когда побеги у меня участились, я понял: надо что-то делать.

А что делать? Есть одно только средство — быть более внимательным. Это помогло. И со временем побеги прекратились. Из тигров у меня не убегал ни один. Хоть и хорошо закаляют такие случаи, но все же я предпочитаю закаляться совсем другими способами.

В первые месяцы самостоятельной работы мне казалось, что я могу исчерпывающе ответить на вопрос: какие они, мои леопарды. Но первый побег уже несколько поколебал мою уверенность. И чем дальше, тем больше леопарды начали открываться мне все с новых и новых сторон, а иногда даже и с таких, что уж лучше бы и не открывались, а сохраняли свои «способности» при себе. Они начали на меня нападать. Я думал, что мои звери в общем-то простые. Но они, наверно, не хотели, чтобы о них думали так неуважительно.

Да, книги меня многому научили, но еще большему научили сами звери. И уроки, которые они мне преподают ежедневно, нельзя учить на «двойку». «Двойка» означает больницу и операционный стол. Поневоле стараешься быть отличником. Но я старался быть «отличником» не только из корыстных целей. Мне было необыкновенно интересно путешествовать по неведомому миру психологии хищников, вступать в почти никому не доступную область «внутренней жизни» зверей, которую, как казалось, никто не может познать и изучить так тонко, как дрессировщик. Ведь он встречается со зверями в «деле». А это самый плодотворный путь исследования.

А леопарды обставляли мой путь к познанию тайн всевозможными препятствиями. И подчас такими, что надо было так любить свою профессию, как любил её я, что бы не бросить все к чертовой бабушке и не заняться опять чем-нибудь спокойным и безопасным, например, стрельбой по живой мишени или полетами в торпедах.

И все-таки, несмотря на многочисленные несчастные случаи — о некоторых я расскажу в этой главе, — я не потерял куража. Каждое нападение зверей возбуждало желание исследовать причины агрессии и найти средства предотвратить ее в будущем.

«Что ж, — говорил я себе, — таковы, видимо, особенности моего дела, что опыт будет мне доставаться тяжелой ценой. Ведь я работаю с живыми существами, а живое и вечно меняющееся до конца постичь невозможно, Тем лучше! Значит, мне всегда придется искать и всегда будет, что находить».

Подумав так, я понял, что счастлив.

— Ну, — сказал я теперь уже леопардам, — нападайте, посмотрим, кто кого!

Когда человек выступает в цирке с хищниками, предполагается, что они могут на него напасть. Поэтому существует специальная техника безопасности, которая помогает предотвращать несчастные случаи.

Я тоже ждал их нападения. Но до тех пор, пока зверь не набросился на меня, я рассуждал об этом несколько отвлеченно. И первая атака застала меня врасплох. Я испытал тогда не страх, а удивление и даже досаду: как же так, мои леопарды, которых я так люблю, которым отдаю всего себя, вдруг набросились, кусаются, царапаются. И где-то в глубине души счел это случайностью. Поэтому, наверно, и второе нападение удивило меня, и третье… А потом я просто привык, и считал их неотъемлемой особенностью моей работы, и относился к ним, как к неизбежной, хоть и печальной необходимости.

Конечно, нападение зверя — это не шутка. Если дрессировщик недостаточно бдителен, ловок и силен, звери могут его порвать и даже загрызть насмерть. Таких случаев известно немало. Значит, надо ухо держать востро. Но как ни держи «востро» я ухо и глаз — их у меня только по два, а зверей — пять, а потом стало и девять, и двеннадцать, и за каждым не уследишь.

Поэтому в помощь дрессировщику за клеткой ставят ассистентов-пассировщиков, вооруженных различной техникой. На обязанности ассистентов — предупреждать меня обо всем подозрительном в поведении зверей. Особенно бдительными должны быть они, когда я выпускаю леопардов из поля зрения: для некоторых трюков приходится становиться к ним спиной.

Но леопард так неожидан и быстр в нападении, что и опытные ассистенты сплошь да рядом теряются и допускают оплошности, которые подчас дорого мне стоят. Я уж не говорю о случайных пожарных, которым их брандспойты отказывали в самый критический момент. Поэтому больше всего надеюсь на самого себя и стараюсь вовремя подмечать все подозрительное.

Со временем у меня выработалось «шестое чувство», чувство опасности. Оно очень выручает, особенно когда ассистенты теряют голову и не только не подают мне условного сигнала, но забывают употребить оружие, которое держат в руках…

В моей практике были эпизоды, которые только случайно не стали трагедией.

В 1939 году в Ташкентском цирке пассировщиком стоял дежурный пожарник. Он крепко обхватил руками брандспойт, от которого тянулся шланг, тугой от большого давления воды. Пожарник стоял несокрушимо и зорко наблюдал за мной и зверями. Посмотрев на него в начале работы, я успокоился: ну, думаю, здесь моя безопасность в надежных руках.

Все шло нормально до тех пор, пока извечные враги Нерро и Принц не устроили очередную схватку. И устроили они ее в самом неудобном для меня месте: чтобы вернуться на свой командный пункт, я обязательно должен был пройти между дравшимися леопардами и сидевшим на своем месте Ранжо.

«Ну, положим, мимо дерущихся я проскочу, они слишком заняты собой. А мимо Ранжо?» Но раздумывать не когда. Проскакиваю в единственную щель между леопардами, спиной к Ранжо, в трех метрах от него. И в тот же миг чувствую за спиной какую-то неловкость. Словно чуть слышный шум от прыжка с тумбы. Но ни оглядываться, ни размышлять некогда. Резко нагнулся и, обернувшись, увидел пролетающие над головой задние ноги Ранжо.

«Шестое чувство» сработало точно: не нагнись я во время, прыжок пришелся бы мне на спину. Быстро окидываю взглядом манеж и вижу, что нахожусь между Улей, Фифи и готовящимся к новому прыжку Ранжо. «Несокрушимому» пожарнику, который прозевал первый прыжок Ранжо, я уже сам подаю команду: