В письмах архимандрит Макарий все чаще жаловался на плохое состояние здоровья, особенно на плохое зрение. «Умоляю всеблагого Отца небесного даровать мне силы и поддержать угасающее зрение», – писал он Глебовой-Стрешневой.
В 1842 году архимандрит Макарий подал прошение в Синод об освобождении его с поста начальника Алтайской миссии. Для многих это стало большой неожиданностью, ведь начальник миссии не раз говорил о желании «сложить свои кости на Алтае», а теперь просил, чтобы его отпустили совершить паломничество в Иерусалим – должно быть, он собирался на Святой Земле завершить свои труды по переводу Ветхого Завета. Или же имел какие-то другие планы?
Неслучайно Филарет Московский называл своего ученика «романтическим миссионером».
Известный востоковед, педагог-миссионер и библеист Н. И. Ильминский, который более двадцати лет руководил переводческой деятельностью Алтайской миссии, оставил интересное замечание: «Архимандрит Макарий имел некоторый мистический оттенок, старался возбудить дух христианский и благодатный в инородцах, хотя он не отрицал и даже признавал пользу местных языков. Но в том и другом, в Иннокентии и Макарии, обитала таинственная и благодатная сила и действенность, и они прочно насадили христианскую веру среди полудиких племен Алтая и отдаленнейших окраин Сибири» (письмо К. П. Победоносцеву).
«Некоторый мистический оттенок»… По большому счету, осталось тайной, почему архимандрит Макарий оказался в Сибири и почему все-таки ее покинул. Зато результаты его деятельности очевидны: почти за четырнадцать лет, когда Алтайской миссией руководил Макарий, к Церкви Христовой присоединилось 675 инородцев, не считая 1047 крещеных детей.
Прошение о паломничестве в Палестину не было удовлетворено. Решением от 16 июня 1844 года Синод определил архимандрита Макария настоятелем Троицкого Оптина монастыря Орловской епархии возле города Болхова.
Четвертого июля в Майме состоялось прощание архимандрита Макария с его алтайской паствой. После молебна прихожане целовали крест, и Макарий благословлял каждого, окроплял святой водой. Многие, не скрываясь, плакали, а когда повозка тронулась, кто-то из местных жителей даже попытался задержать лошадей…
На высоком перевале, где открывался вид на Майму и ущелье Улалы, отец Макарий велел кучеру остановиться. Он помолился и поклонился до земли, навсегда прощаясь с Алтаем, которому отдал тринадцать с половиной лет служения.
О прощании с Алтаем у Макария есть и стихи, похожие на песню:
Алтай золотой!
Будь счастлив, родной!
И мир – над тобой!
Будь ты исполин,
И свят, как Афон:
Господь твой – один.
Очень скоро отец Макарий убедился, что православная провинция не меньше нуждалась в миссионерах, чем его алтайцы. В Болхове даже городской голова не знал Символа веры, а прихожане из молитв помнили только «Вотчу», как они называли «Отче наш», да и то постоянно путали в этой короткой молитве слова.
Троицкий собор, Троицкий Рождества Богородицы
Оптин монастырь, Болхов
Как рассказывал протоиерей Илья Ливанский, новый настоятель взял за правило каждый день после обедни подолгу беседовать с прихожанами в церкви, объясняя дневное Евангельское или Апостольское чтение или изречение из Священного Писания. «А когда кончит свое толкование, то тут же в церкви спросит кого-нибудь: „Понял ли ты, что говорил я? Скажи, не стыдясь, вслух при всех, что именно понял ты из Евангельского учения?“ Спрошенный станет отвечать, а он помогает ему в выражениях и опять повторит одно и то же несколько раз; потом таким же образом спросит другого, третьего, пока все поймут».
Так и беседовал настоятель со своей паствой, как с малыми детьми: то ласково, то с учительской строгостью. «Увидит, что кто-то стоит с праздным лицом либо смотрит по сторонам, тотчас подзовет и спросит: „А что сегодня слышал ты и узнал в Божьей церкви? Слышал ли ты, чему здесь учит нас Господь Иисус Христос словами святого Евангелия?“».
В одной из передних комнат своих келий архимандрит Макарий устроил что-то вроде домовой церкви, которая представляла собой зал, заканчивающийся алтарем. Когда после службы, взяв свой костылек, настоятель уходил в кельи, многие шли за ним, обычно не менее пятидесяти человек, и в домовой церкви отец Макарий продолжал свои терпеливые уроки.
Как вспоминает шестнадцатилетний Иван Ульянов (впоследствии архимандрит Мценского Петропавловского монастыря отец Иоасаф): «А некоторых учил правильно креститься. К иному подходил и говорил: „Правильно ли ты крестишься?“ – „Не так…“ У кого-то взял правую руку, сложил у него персты для крестного знамения и так учил его креститься».
В Улале Макарий, занимаясь в школе с детьми, поощрял старательных учеников кусочками сахара, а в Болхове дарил детям самодельные книжечки или страницы с евангельскими текстами с картинками. Некоторые из них оставили потом свои воспоминания об этих уроках отца Макария.
А Иван Ульянов на всю жизнь запомнил рассказ настоятеля о Сибири: «Там – чуваши, народ простой; когда они приходили ко мне, и между ними новокрещеные, то, бывало, сядут на полу, подогнут ноги, некоторые из них и закурят свои трубочки, а я учу их христианской вере и добрым делам, по заповедям Божиим. А кого из них кто обидел, то они приносили мне свои жалобы на таковых, обращаясь ко мне: „Макар, Макар!“.Мне приходилось ездить верхом по узким дорогам, горным тропинкам к новокрещеным, больным, с тем, чтобы исповедовать кого из них и причащать Святых Тайн. Дай Бог, чтобы в этой стране идолопоклонников постепенно распространялась христианская вера и чтобы она более и более через сие процветала».
Настоятель хотел и самого Ивана отправить в Алтайскую миссию, да того отец не отпустил.
В 1846 году архимандрит Макарий получил разрешение Синода на поездку в Иерусалим сроком на один год и стал собираться в дорогу.
Но как-то странно он собирался: ездил и ходил по домам прощаться с жителями Болхова, как будто покидал их навсегда.
Ходили разговоры, будто бы для настоятеля готовится особый экипаж-фургон, а на Святой Земле он поселится в Вифлееме в пещере блаженного Иеронима и закончит какие-то переводы.
Но одному своему знакомому, который тоже по весне собрался на Святую Землю и хотел договориться о встрече, отец Макарий вдруг сказал со вздохом: «Ах, Филипп Григорьевич! Если бы то Бог помог мне встретиться с вами в Горнем Иерусалиме, вот это было бы хорошо».
Когда же одна богатая благотворительница привезла в монастырь тысячу рублей для поездки настоятеля в Иерусалим, он не взял у нее деньги, сказал – потом…
