Взрослых не бывает и другие вещи, которые я смогла понять только после сорока - Памела Друкерман

Мое пристрастие к жизненным правилам сделало меня восприимчивой к суевериям. Официантка в ресторане сказала мне, что если она уронит кусочек торта, который несет клиентке, то та не выйдет замуж еще шесть лет. Как следствие, я всегда заказывала себе на десерт брауни (у них ниже центр тяжести). Годы спустя я поняла, что пыталась сказать мне официантка: если я хочу найти себе мужа, пора завязывать с тортиками.

Так же сильно влияла на меня религия. Что такое религиозная практика, если не набор маленьких правил на каждый день? В 20 лет я занялась более глубоким изучением иудаизма и быстро поняла, что это неиссякаемый источник житейских правил. Правоверный еврей следует не только сотням установлений Ветхого Завета, но и указаниям раввинов, накопленным столетиями, в которых говорится, как поступать в тех или иных жизненных ситуациях.

«Что делать, если мужчина падает с крыши и случайно приземляется на и занимается сексом с кем-то, кто не является его женой?»

«Если вы накануне Песаха очистили свой дом от хлеба, но за несколько секунд до начала праздника в окно вашей кухни влетел кусок хлеба и упал в кастрюлю с супом, можно ли есть этот суп?»

Я узнала, что перед тем, как съесть пончик, надо произнести одну молитву, а если вы собрались полакомиться персиком – другую. Благословение картофеля отличается от благословения картофельных чипсов, потому что последние не похожи на исходный продукт. (Раввины ведут между собой острый спор по поводу чипсов Pringles, которые выглядят достаточно картофелеподобными.)

Я обожала всю эту скрупулезность. Она как будто связывала меня с предками, страдавшими обсессивно-компульсивным расстройством. Неудивительно, что я собирала советы по созданию малобюджетных фильмов, которые, скорее всего, никогда не сниму. Я произошла от людей, одержимых маловероятными сценариями.

Я соблюдала не все религиозные правила, зато дополняла их список своими. Если я верю, что Бог запрещает мне есть крабов, должна ли я согласиться, что он не желает, чтобы я играла в теннис в субботу по вечерам? (Более опытные мои единоверцы знали, где провести разграничительную линию. Помню одного ортодоксального еврея, который следовал всем правилам, кроме одного, запрещающего добрачный секс.)

В конце концов я бросила это дело. Мне хватало других забот, чтобы еще размышлять, какими словами благословить арахисовое масло (есть отдельные молитвы для масла с фрагментами орехов и для однородного масла). Но главная причина заключалась в другом. Для человека, и без того зацикленного на правилах, это не было духовным опытом, а скорее превращалось в болезненное наваждение.

Постепенно я вернулась к набору светских правил. Но чем старше я становилась, тем более ненадежными они казались. Мой случайный «кодекс» нисколько не помог мне почувствовать себя более взрослой. Он не научил меня ни сострадать окружающим, ни справедливо их оценивать, ни понимать их мотивы. Безусловно, быть взрослой не значит собирать откровения других людей, в том числе советы, как оставаться красивой. Я решила, что настало время выковать мои собственные принципы.

После сорока многое меняется. Сегодня я, сама себе удивляясь, смеюсь над шутками, которые совершенно точно слышала раньше. В аэропорту я нахожу на табло номер своего выхода, а несколько секунд спустя понимаю, что уже его не помню. Я узнаю в лицо учителей своих детей, но не могу сказать, как их зовут. (В свою защиту скажу: они французы, а одна из них постоянно выходит замуж и без конца меняет фамилию.)

После сорока меняется и кое-что еще, что, возможно, служит компенсацией испаряющимся из памяти номерам выходов в аэропортах. В последнее время, когда я сталкиваюсь со сложной ситуацией или проблемой, у меня в голове всплывает нечто вроде шпаргалки, в которой описаны другие, сходные ситуации или проблемы и говорится, к чему они привели. Благодаря этим данным я худо-бедно представляю себе, что должна делать.

Скажу честно: я не стала оракулом. И мои возможности ограниченны. У меня нет шпаргалок по китайской политике или распространению ядерных вооружений. Но в обычных ситуациях, когда-то ставивших меня в тупик, я довольно четко понимаю, как мне себя вести. Я уже не так долго нахожусь в состоянии паралича, мучась сомнениями, и быстрее принимаю важные решения. Порой у меня даже не возникает искушения посоветоваться с Саймоном.

Я радуюсь, что у меня есть такой набор шпаргалок. По моим наблюдениям, они есть и у моих ровесников. Какую пользу они нам приносят? Может, мы наконец становимся мудрыми?

Люди тысячелетиями задумывались о том, что такое мудрость, но первым современным исследователем, обратившимся к этой теме, стала жительница Нью-Йорка Вивиен Клейтон.

Клейтон родилась в Бруклине в 1950 году. Ее мать преподавала в старших классах школы стенографию. Отец был дизайнером меховых изделий и фрилансером. С ранних лет Клейтон поражало, насколько разными людьми были ее родители.

«Моя мать отличалась низким эмоциональным интеллектом. Ее уровень сострадания к окружающим был значительно ниже, чем у отца. Она часто принимала импульсивные решения, порой болезненные для других», – рассказывала мне Клейтон по телефону, звоня из своего дома в Северной Калифорнии.

Ее отец был гораздо более уравновешенным человеком; прежде чем принять то или иное решение, он размышлял над его последствиями. Иногда он приходил к выводу, что самое лучшее – вообще ничего не предпринимать. Он прекрасно понимал, каким образом некоторые из его поступков повлияют на его дочь. Казалось, он заранее просчитывал реакции других людей. «Самой сильной его стороной была способность к состраданию», – добавила она.

Отец Клейтон, Саймон, не добился финансового успеха. Однажды она провела целый день