Не давая публике опомниться, в феврале 1913 года, через два месяца после выхода книги, футуристы выпустили листовку с таким же названием — «Пощечина общественному вкусу». Они писали: «В 1908 году вышел „Садок судей“ (на самом деле он вышел в 1910 году. — C. С). В нем гений — великий поэт современности Велимир Хлебников впервые выступил в печати. Петербургские мэтры считали Хлебникова сумасшедшим. Они не напечатали, конечно, ни одной вещи того, кто нес с собой Возрождение Русской Литературы. Позор и стыд на их головы!»
На обороте листовки были для наглядности помещены произведения: против текста Пушкина — текст Хлебникова, против Лермонтова — Маяковского, против Надсона — Бурлюка, против Гоголя — Крученых. Эту листовку Хлебников особенно любил и, когда она была издана, расклеивал ее в вегетарианской столовой среди толстовских объявлений или, хитро улыбаясь, раскладывал на пустых столах, как меню.[52]
В этой вегетарианской столовой Хлебников часто обедал с братом. Брат находил, что Виктор стал гораздо лучше выглядеть, и относил это целиком за счет правильного питания. Сам он собирался полностью перейти на вегетарианскую пищу.
В практических делах Хлебников часто оказывался совершенно беспомощным. Осенью и зимой 1912 года в Москве он жил «под присмотром» младшего брата. Тот часто был недоволен тем, как относились к Виктору Бурлюк и КО. Ему казалось, что брата часто попросту обкрадывают. В письме к родителям Шура жалуется на окружение Виктора и говорит, что без родительской помощи тот не проживет. «Его денежные планы совершенно фантастические. „Бубновый валет“ отшатнулся от Виктора, так как чувствует, что Витя материально совершенно беспомощен. Я лично не смогу поддержать Виктора весь месяц. Если будете присылать, пришлите на мое имя и ему ничего об этом не пишите. Может быть, я хоть заставлю его правильно питаться. Насколько я понял, его избегают, боясь, что он нуждается в помощи, но все-таки ухитряются его понемногу обирать. Его книга имела успех, как куплю — пошлю. Хотят издавать еще раз. Ему ничего не дали. Вите ничего о письме не пишите». Едва ли Александр был объективен и едва ли Крученых или кто-то другой зарабатывал на «Игре в аду», изданной тиражом триста экземпляров.
Озорная игра с читателями продолжалась в следующих футуристических изданиях. Рассвирепевшим критикам подкидывалась все новая и новая пища. В манифесте «Слово как таковое» Хлебников и Крученых заявили: «У писателей до нас инструментовка была совсем иная, например: „По небу полуночи ангел летел, и тихую песню он пел…“ Здесь окраску дает бескровное пе… пе… Как картины, писанные киселем и молоком, нас не удовлетворяют и стихи, построенные на
Па — па — па
Пи — пи — пи
Ти — ти — ти
и т. п.
Здоровый человек такой пищей лишь расстроит желудок». Этой «безголосой сливочной тянучке поэзии» противопоставлялись стихи «будетлян».
Хлебников в скандалах участия не принимал и жил эту зиму в Москве на Малой Никитской улице в деревянном домике. Комната, как всегда у него, была очень бедной, с одним окном, в которое никогда не заглядывало солнце.
Кровать все время норовила уронить спящего на пол. Оттуда Хлебников часто заходил в «Романовку», где жили Д. Бурлюк и его жена Маруся. Там Хлебников усаживался в уголок, в красное кресло около пианино и, шевеля губами, беззвучно читал свои стихи. Как вспоминает Маруся Бурлюк, «в минуты недовольства Хлебников левой рукой ерошил свои волосы, а после этой операции пальцы, забытые им, ползли по щеке и шее вниз на колени. Глаза Вити смотрели высоко в темное окно, где были видны припавшие к стеклу пухлые снежинки». Марусе запомнился «его большой открытый лоб с длинными морщинами, идущими лучами к носу».[53] Сестра Маруси Лида и сестра Давида Бурлюка Надя любили Хлебникова брать с собой, куда бы они ни шли: за покупками или билетами в театр. Советовались с ним, покупая шляпку. Барышни хватали Витю под руки, и он, улыбаясь, отправлялся с ними. Осенью 1912 года Наталья Гончарова была нездорова. Лида и Надя сидели у постели попеременно. Хлебников принимал участие в этих дежурствах.
Хлебников умел ценить дружбу как никто другой. И в стихах, и в мыслях он часто обращается и к Д. Бурлюку, и к Маяковскому, несмотря на то что не всегда отношения с ними складывались идиллически. Но и у Хлебникова был достаточно трудный характер, который особенно испортился к концу жизни. В заметке «О природе дружбы», как мы видели, Хлебников математически пытается вывести «законы дружбы» и доказать, что его отношения с этими людьми и не могли быть иными. Хлебников продолжает разрабатывать эту тему. Посмотрев на даты рождения известных людей, он находит «закон поколений». Он говорит, что у поколений, рожденных через 28 лет, меняется понимание истины. Хлебников приводит массу примеров. Вот один из них, связанный с литературным творчеством. Возьмем ряд: Кольцов (р. 1809), К. Случевский (р. 1837), Мережковский (р. 1865). Народник Кольцов — это «первый шаг народничества». Наоборот, Случевский — это «уход от народа в гордое „я“». Это происходит потому, что писатель Случевский родился через 28 лет после Кольцова. Что касается Мережковского, то он, с одной стороны, углублен в свое «я», но с другой стороны, находит там и языческое «я» Случевского, и «они» народничества Кольцова, отсюда, как говорит Хлебников, две бездны Мережковского. Или другой пример. 28 лет отделяют года рождения Герцена и Ткачева. «Если вы знаете, — замечает Хлебников, — что Герцен бил в колокола, то готовьтесь к тому, что Ткачев (человек, живущий через 28 лет) будет бить в набат. Набат — это больше чем просто дергать веревку колокола. Это не шутка и не праздничная обязанность человека на колокольне».
А вот другой ряд. «Родившийся в 1817 г. Алексей Толстой (Алексей Константинович. — С. С.), не падая „на брюхи“ перед народом и защищая восточную гордость и спесь, шел против течения. Кто, кроме косматых народников и надушенных западников, мог быть до и после него? И точно, за 28 лет <до него> родился известный западник Тургенев, парижанин, писавший на галльском наречии о русских делах». Через 28 лет после Толстого родился народник Златовратский.
Конечно, интересно было бы проследить такую «невещественную родословную», как говорит Хлебников, для него самого. В конце статьи, не называя себя, он дает некоторые указания. Он говорит, что родившиеся в 1885 году должны испытывать влияние следующего ряда: 1) о. Иоанн Кронштадтский (1829), 2) Остроградский, Даль, Панин (1801) и так далее вплоть до патриарха Никона (1605). Этот ряд, как говорит Хлебников, наиболее связан с государством и иногда очерчивает жизнь народа. И действительно, как мы дальше увидим, Велимир Хлебников оказывается государственником в своих статьях и утопиях.
