Наконец напряженность спала.
После многосуточной непрерывной, почти без сна и отдыха, работы офицеры штаба армии и штабов авиасоединений получили возможность немного передохнуть. Не преминули воспользоваться этим и мы с Сергеем Павловичем.
— Все, что нужно, сделано, — сказал он мне вечером, за два дня до начала наступления. — Давайте сегодня просто посидим, побалуемся чайком, поговорим о чем-нибудь постороннем. Голове тоже нужна передышка.
Пили густо заваренный чай. Потом вместе поужинали. Пытались толковать о чем-нибудь постороннем, но вновь и вновь возвращались к плану авиационного наступления, подготовленному для командующего фронтом плану-графику. Сергей Павлович философствовал насчет быстрого развития и совершенствования военной авиации, а я слушал и думал о самом генерале Синякове, человеке добром и умном, вся жизнь которого была неразрывно связана с авиацией, с делом защиты Родины. От души радовался, что мне, тогда еще молодому штабному специалисту, в самую трудную пору войны посчастливилось служить под началом такого опытного командира. Расстались поздно, пожелав друг другу спокойной ночи. И ночь была действительно спокойной. Хорошо отдохнули после многосуточного бессонья. А утром случилось непредвиденное: на имя командарма Горюнова поступила телеграмма командующего ВВС Красной Армии маршала авиации А. А. Новикова, в которой предлагалось срочно откомандировать С. П. Синякова для продолжения службы в Ростов-на-Дону. Как ни жаль было расставаться с полюбившимся всем нам начальником, но приказ есть приказ. В тот же день Сергей Павлович вылетел к новому месту службы, а на должность начальника штаба армии прибыл генерал-майор авиации Н. Г. Селезнев. Раньше мне не доводилось встречаться с Николаем Георгиевичем лично, но я слышал о нем: в пору Сталинградской битвы он начальствовал в штабе 8-й воздушной армии, несколько позже — в 17-й воздушной.
Новый начальник штаба был лет на десять моложе генерала Синякова. Невысокого роста, с наголо бритой головой, зоркими и внимательными серыми глазами, живой, подвижный. В первые дни он словно летал по штабу, знакомился с людьми. Всюду можно было услышать его любимое выражение: "А ну-ка, батенька мой!" Словом, знакомство состоялось, после чего генерал Селезнев с головой ушел в работу. Несмотря на то что планирование боевой операции было завершено, для него, только что прибывшего в армию, нашлось много неотложных дел.
Рано утром 5 июля 1943 года я выехал в расположение 2-го истребительного авиакорпуса генерала Благовещенского, пока еще не зная о том, что именно в эти часы началась великая битва на Курской дуге.
В истребительном авиакорпусе мне предстояло проверить, как выполнялись указания Ставки об усилении руководства авиационной разведкой. Задание было важным. Дело в том, что некоторые командиры авиасоединений и частей относились к воздушной разведке как к чему-то второстепенному: есть-де разведывательный авиаполк, пусть он и занимается разведкой. Ставка же требовала, чтобы этому делу должное внимание уделяли все авиационные командиры. Проверка состояния разведывательной работы во 2-м авиакорпусе и последующее обсуждение данного вопроса на совещании у командующего имели целью быстро в решительно покончить с недооценкой воздушной разведки. Понимая, что поработать в авиакорпусе придется основательно, я попросил Николая Георгиевича не торопить меня с возвращением в штаб.
— Согласен, — кивнул начальник штаба армии. Однако в тот же день, когда я только что приступил к выполнению задания во 2-м истребительном авиакорпусе, генерал Селезнев вызвал меня телеграммой в Репное. Подумалось: "Вероятно, случилось что-то очень важное".
По возвращении сразу же направился к генералу Селезневу. У него уже собрались начальники основных отделов и служб штаба.
Николай Георгиевич объявил:
— Сегодня немецко-фашистские войска на северном и южном фасах Курской дуги крупными силами пехоты, танков и авиации перешли в наступление. Наша задача — всемерно усилить бдительность и боеготовность. Одновременно до решения Ставки, будем продолжать совершенствовать боевую выучку личного состава.
Затем начальник штаба уточнил каждому отделу конкретные задания в связи с изменением обстановки на Курской дуге, отменил запланированные ранее выезды начальников отделов и служб в части и соединения.
У себя в оперативном отделе мы, не дожидаясь приказания начальства, приступили к планированию возможных вариантов прикрытия с воздуха общевойсковых и танковой армий при выдвижении их к линии фронта. Вместе с подполковником Смирновым провели за этой работой всю ночь. Наутро следующего дня, сложив стопкой папки с вариантами плана, Николай Николаевич устало спросил:
— Куда все это?
— В сейф, куда же еще, — ответил я. — И чтобы никто ничего не знал, даже генерал Селезнев, Когда понадобится, откроем свой "секрет"…
Во второй половине дня 6 июля стали известны некоторые данные о первых результатах развернувшейся на Курском выступе битвы. Их упорно "выколачивали" у штабников 2-й и 16-й воздушных армий капитаны Б. Н. Волков и А. А. Гадзяцкий, наши штабные информаторы. Из их докладов явствовало, что за неполные два дня сражения наши войска подбили и уничтожили более 500 вражеских танков и самоходок, а советские летчики и зенитчики вывели из строя 200 с лишним фашистских бомбардировщиков и истребителей. Цифры ошеломляющие. Поначалу даже не верилось: уж очень много всего за столь короткий срок.
— Сведения об уничтоженных танках и самоходках противника, полагаю, точные. Их подтверждают воздушные разводчики второй и шестнадцатой армий, заметив мое сомнение, сказал капитан Волков.
Собственно, не доверять ему у меня не было оснований. Я знал, что он умел добывать необходимые данные из самых надежных источников, никогда не жалел времени на их перепроверку.
Капитан Гадзяцкий дополнил свой доклад о действиях советской авиации в сражении на Курском выступе сообщением о некоторых подробностях воздушных боев. От него, в частности, мы впервые узнали о выдающемся подвиге летчика 8-й гвардейской авиадивизии старшего лейтенанта Александра Горовца, который один атаковал большую группу вражеских бомбардировщиков и в неравном воздушном бою девять из них сбил. К глубокому сожалению, уже при возвращении на свой аэродром самолет Горовца был атакован четырьмя "мессерами" и подожжен. Отважный летчик-истребитель погиб смертью героя. Звание Героя Советского Союза ему было присвоено посмертно.
В Курской битве советские летчики-штурмовики, помогая наземным войскам в отражении вражеских танковых атак, впервые применили кумулятивные противотанковые авиабомбы. Штабники 16-й воздушной армии, по словам капитана Волкова, сообщили ему, что при прямом попадании "от кумулятивок, как свечки, вспыхивают и "тигры", и "пантеры", и "фердинанды".
