Обо всем этом мы говорим так подробно, чтобы приблизиться к еще более важному ;г интересному вопросу, касающемуся взаимоотношений двух поэтов. Вопрос этот встает, когда читаешь стихотворение, включенное в сборники переводов Ли Бо на русский язык и озаглавленное «Шутя, преподношу моему другу Ду Фу»:
На вершине горы,
Где зеленые высятся ели,
В знойный солнечный полдень
Случайно я встретил Ду Фу.
Разрешите спросить:
Почему вы, мой друг, похудели -
Неужели так трудно
Слагать за строфою строфу?
Перевод звучит вполне безобидно - именно как дружеская, очень мягкая шутка, но на самом-то деле в стихах заключена едкая, убийственная насмешка: для китайского поэта нет большего оскорбления, чем намекнуть, что творчество дается ему с натугой и большим трудом, тогда как истинная поэзия рождается легко и свободно, подчиняясь законам «цзы жань» - «естественности». Что же, получается, Ли Бо высмеивает младшего друга? В таком случае, дружба ли это вообще? К счастью, исследователями уже доказано, что стихи, бросающие тень на Ли Бо, ему не принадлежат. Во-первых, они встречаются не в собраниях сочинений поэта, а в средневековом сборнике анекдотов и забавных историй; во-вторых, в стихотворении говорится о лете («знойный солнечный полдень»), а мы хорошо помним, что Ду Фу и Ли Бо встречались лишь осенью. Таким образом, у нас есть полное право не признавать эти стихи принадлежащими кисти Ли Бо, тем более что по бедности заключенного в них смысла они и недостойны великой кисти. Казалось бы, проблема исчерпана, но не будем торопиться с суждениями.
Задумаемся над таким фактом. У Ду Фу мы находим целый ряд восторженных посвящений Ли Бо, часть которых мы уже приводили, но для полноты картины добавим еще одно, написанное весной 746 года в Чанъани:
О Ли Бо!
Совершенство твоих стихов
Я по стилю
С Юй Синем сравнить готов,
Я в столице гляжу,
Как цветет весна,
Но когда ж мы опять
За кубком вина
Сейчас, когда мы ясно представляем себе величие Ли Бо, для нас несколько странно звучит сравнение его с Юй Синем, Бао Чжао и особенно Инь Кэном (вспомним одно из предыдущих стихотворений Ду Фу), малоизвестным поэтом периода Северных и Южных династий. Некоторые исследователи даже подозревают Ду Фу в том, что своим сравнением он хотел отчасти унизить, умалить значение старшего друга, что совершенно неверно. Ду Фу искренне восхищался поэзией Северных и Южных династий. Бао Чжао, Юй Синь и Инь Кэн были его кумирами и учителями, и своим сравнением он именно возвышал Ли Бо, уподобляя его, живущего, бессмертным классикам. Все стихотворные посвящения Ду Фу пронизаны восторженной любовью к Ли Бо, причем, даже расставшись со старшим другом, Ду Фу и через много лет продолжал вспоминать о нем. А Ли Бо? Отвечал ли он в такой же мере на восторженные и пылкие чувства младшего друга? Нам известно всего лишь два небольших стихотворения Ли Бо, посвященных Ду Фу, - они приведены выше. Два стихотворения, и это все. После осени 745 года старший поэт уже не вспоминает о младшем: другие события и встречи как бы заслоняют в его памяти то, что было связано с Ду Фу. Задумаемся над тем, почему это происходит.
Прежде всего, каков традиционный портрет «изгнанного небожителя»? Китайской традицией Ли Бо воспринимается как олицетворение абсолютного гения, которому простительны самые эксцентричные и вызывающие поступки. Более того, эти поступки, чудачества и странные выходки как бы естественны для него, предписаны ему неким устойчивым ритуалом поведения. Иными словами, от поэта ждут именно чудачеств и странных выходок, вот почему Ли Бо просит верховного евнуха Гао Лиши снять с него туфли и расплачивается за это лишь высылкой из дворца (император к тому же жалует ему значительную сумму денег), хотя другой на его месте поплатился бы головой. Вот почему сама Ян Гуйфэй растирает для поэта тушь, а Сюаньцзун размешивает палочкой горячий отвар, чтобы Ли Бо поскорее протрезвел от вина. Но в то же время Ли Бо не удается полностью спрятаться за маской эксцентричного гения, чудака и «гуляки праздного» - маска не заслоняет живого лица. Некоторые слова и поступки поэта исследователи вынуждены объяснять обычными человеческими слабостями, нарушающими устойчивый ритуал поведения. У. Хан дает следующую характеристику Ли Бо: «...скитался по империи, совершил убийство (участвуя в рыцарских поединках - Л. Б.), проматывал состояния, женился, брал наложниц и развлекался с гетерами; проявил недюжинную способность к преданной дружбе; обнаружил искреннее увлечение даосской магией и алхимией; своей пьяной заносчивостью возбуждал в людях зависть и ненависть; вызывал всеобщее восхищение своей волнующей прозой и еще более волнующей поэзией». Другие исследователи, в том числе и Артур Уэйли, автор широко известной книги о Ли Бо, называют его непостоянным, хвастливым и т. д.
Так ли это на самом деле? Все эти характеристики как бы невольно «подгоняют» Ли Бо под западного поэта, представителя европейской богемы («проматывал состояния, женился, брал наложниц...»), но если искать чисто китайское определение характера Ли Бо, то лучше всего употребить слово «ветротекучий», как называли людей романтического склада, воспитанных на буддизме и даосизме и как бы подчиняющих свое «я» «ветру и потоку» вселенского бытия. Именно таков Ли Бо с его взлетами фантазии, причудами, резкими сменами настроений, непредсказуемостью речей и поступков. Вряд ли Ду Фу мог чувствовать себя с ним легко и свободно, как с Гао Ши. Его дружба с Ли Бо скорее походит на ученичество у даосского мастера, во всяком случае, Ли Бо для Ду Фу - это именно «сянь шэн» - «учитель», превосходящий своего ученика и по возрасту, и по опыту жизни. Вот почему Ду Фу забрасывал старшего друга стихами, а Ли Бо ответил ему лишь дважды. Ли Бо настолько подчинил младшего друга собственному влиянию, что Ду Фу изменил своему конфуцианскому воспитанию и стал отдавать явное предпочтение даосизму. Странно читать его стихи этого периода, словно написанные не будущим корифеем танской поэзии, а отшельником времен Северных и Южных династий, ютящимся в дырявой лачуге и поглощенным поисками эликсира бессмертия. Ученичество такой натуры, как Ду Фу, не могло продолжаться долго: возможно, поэтому Ли Бо и Ду Фу и расстались осенью 745 года. Младшему поэту предстояло в одиночестве осмыслить уроки, преподанные ему старшим. Осмыслить и найти свои собственные пути - в поэзии и в жизни.