Ознакомительная версия.
В тиарах папы подле царских врат.
Но время скрыло их вуалью дымной;
Теперь они в музее на стене,
А рядом фавн с корзиной гроздьев спелых.
Их руки сжаты, с уст слетают гимны —
Иль то мольбы уносятся вовне,
Ища приюта в душах очерствелых?
143. На «Голову Медузы» Леонардо
Пред нами голова, что без пощады
Мечом неумолимым снесена;
Змеиных тел колышется копна;
Недвижность век; оцепенелость взгляда.
Из бледных губ текут потоки смрада,
И, ужаса посмертного полна,
Струится пара едкого волна,
Верша свой путь на Небеса из Ада.
Гадюк ослепших ядовитый ком
Пытается от мертвого чела
Прочь уползти, подергиваясь слабо;
В усильи тщетном спутаны клубком,
Покуда смерть их гибкие тела
Не распрямит. На змей взирает жаба.
См. примечания к сонету 25.
Раздел III. Жизнь и судьба
144. Кольцо Фауста
Застав однажды Фауста врасплох,
Лукреция приподнялась со стула,
Волшебный перстень с пальца потянула,
Пока он спал, прекрасный словно бог.
И мигом юный лик его иссох,
Морщины сетью обтянули скулы;
Ревнивица на старика взглянула,
И с уст ее слетел злорадный вздох.
У Жизни есть волшебное кольцо —
В нем Вера в Провидение и Благо
Заключена – не трогайте его!
Иначе тут же юное лицо
Сползет с костей обойною бумагой,
И одряхлеет мира естество.
Сонет основан на одной из многочисленных народных легенд о Фаусте. См., например, объяснения Г. Гейне к его «Танцевальной поэме Фауст» (Легенда о докторе Фаусте / под ред. В. М. Жирмунского. 2-е изд. М., 1978. С. 140–141).
145. Затонувшее золото
Гниют суда старинные в пучине,
Дублонов груз покоится в песке;
Утопленник сжимает в кулаке
Даров любовных мертвые святыни;
И видеть можно в бездне темно-синей
Луга морской травы невдалеке;
Их плети к солнцу тянутся в тоске,
Неугомонно кончики щетиня.
Вот так лежат в душе, на самом дне,
Несобранных мечтаний урожаи,
Дары, напрасно отданные мне;
Из тех глубин для них возврата нет,
Но я порой меж рифов созерцаю
Утерянного золота отсвет.
146. Игра жизни
Угрюмый смуглолицый гений зла
И наш хранитель, ангел белокрылый,
Сидят, увлечены игрой постылой,
Где пешки – мысли, короли – дела.
Вот вражьего ферзя рука взяла,
Чем судьбы наши сразу изменила;
И победитель сбросит нас в могилы,
Сметя чужие пешки со стола.
Порою мы следим за их досугом,
Где движутся фигуры в свой черед,
И душам воздается по заслугам;
Очередной непредсказуем ход —
Но если отвернемся мы с испугом,
Без нас игра по-прежнему пойдет.
147. Сулак
Гасконский дом, не радующий взора,
Где лишь ветра соленые метут,
Да на пригорках обрели приют
Сосенки – худосочны, тонкокоры.
Дом? Колокольня древнего собора,
Норманнами поставленного тут;
Он утонул в глуби песчаных груд —
Не сыщешь ни придела, ни притвора.
Всё сгинуло! как явствен образ рока:
Мечтаний детских пышный особняк
Разрушит жизнь – над нефами осока,
А свод апсиды поглотил овраг;
И рады мы руине одинокой,
Что нас оберегает кое-как.
Сулак – приморский городок в Гаскони, на юго-западе Франции.
Неф – вытянутая в длину, обычно прямоугольная в плане часть храма; ограничивается с двух сторон отдельно стоящими опорами (столбами, колоннадами, аркадами), служащими промежуточной опорой для перекрытия.
Апсида – полукруглая выступающая часть здания, перекрытая полукуполом или сомкнутым полусводом; в христианском храме апсиды строились в восточной части, в них помещался алтарь.
148. У костра
Я грелся у горящего бревна,
Меж алых языков плясали тени;
Мне к Будущему виделись ступени,
Грядущие мелькали времена.
Вот стала ниже пламени стена,
И для меня пришла пора сомнений,
Но все же согревала мне колени
От красных углей жаркая волна.
Прошли года. И я в ночи июня
Смотрю, как искры поглощает мгла,
Как меркнет то, что рдело накануне —
И вижу прогоревшее дотла
Свое Вчера, потраченное втуне.
А Будущее? Серая зола.
149. Лета
Мне снилась Лета – царство вялых вод
С перержавелой цепью на причале;
Пришедшие на берег припадали
К ней, погружая в реку жадный рот.
И с каждой каплей уменьшался гнет
Для них былой любови и печали;
И отплывали в солнечные дали,
Где не бывает боли и невзгод.
Я к Памяти прикован – кто же мне
Подаст соленых слез глоток ничтожный,
Зачерпнутый в летейской глубине?
Избавит от мечты пустопорожной,
Несбывшейся не по моей вине,
И тень прогонит прочь надежды ложной?
Лета – в древнегреческой мифологии река, протекающая в подземном царстве. Души мертвых, отведав воду Леты, забывали о своей земной жизни. В переносном смысле образ Леты означает забвение.
150. Гончие судьбы
Натаскивали много лет назад
Своих собак испанские сеньоры
Искать индейцев потайные норы,
И был паек у псов, как у солдат.
Куда ни прячься беглецов отряд —
Не скроют запах ни леса, ни горы;
Истошным лаем бешеные своры
На золотой указывали клад.
Вот так за каждым гением вдогон
Судьбы ищеек стаища несется,
Ища поживы, от начала века;
Индейских, правда, не дошло имен,
А стихотворцы да первопроходцы —
И боль, и слава Книги Человека.
151. Eiserne Jungfrau Судьбе
Ты – дева из холодного металла,
Усеянный внутри клинками шкаф,
Что приказал какой-то рейнский граф
Воздвигнуть в центре пыточного зала.
Тебя лобзать велели для начала
Несчастной жертве; дребезжал сустав;
И ты, ее в объятия приняв,
Вонзала в тело острые кинжалы.
Обычно руки страшные разжаты,
С улыбкой смотришь ты по сторонам,
Но стоит вспомнить о тебе некстати,
Шарниры заскрежещут глуховато,
Потом придут в движение – и нам
Не избежать убийственных объятий.
Железная дева (нем. Eiserne Jungfrau) – орудие смертной казни, представлявшее собой металлический шкаф в виде женщины, одетой в костюм горожанки XVI века. Предполагается, что поставив туда осужденного, шкаф закрывали, причем острые длинные гвозди, которыми была усажена внутренняя поверхность груди и рук «железной девы», вонзались в его тело; после смерти жертвы подвижное дно шкафа опускалось и тело казненного сбрасывалось в реку.
152. Сани
Мы лучшее бросаем силам зла:
Так мать в России сына из саней
Волкам швырнула, что неслись за ней,
И страшной жертвой жизнь себе спасла.
За нами стая мчится, как стрела,
Весь отведенный нам остаток дней;
Мы гоним запыхавшихся коней,
Ознакомительная версия.
