Трудно, очень трудно приходилось майору. При встречах, словно сговорившись, мы не касались личных тем. Оба понимали, что сейчас нужно забыть обо всем этом, собрать силы для того последнего, что еще нужно пережить...
Иногда казалось, что ничего с нами не случится. Дождемся, когда фронт перейдет в наступление, и встретим Красную Армию: я - у Эльзы, а они, остальные, - там, в лесу, в бункерах. Легко и радостно придет освобождение, и начнется новая жизнь.
Видно, от постоянного напряжения я очень устала. И за восемь месяцев работы разведгруппы ушло много сил. А вчера, на полуслове оборвав радиограмму, прекратил работу передатчик.
В один из последних мартовских вечеров мы услышали лай собаки и, переглянувшись с Эльзой, побежали встречать партизан. На этот раз их было больше обычного: Василий, Николай, Людвик, Франек и другие. Посидев минут пять, они сказали:
- Ася, собирайся! Уходим через линию фронта.
"Вот оно, последнее, решительное!" - подумала я.
Вскрикнув, выбежала из комнаты Эльза. Я бросилась за ней. Почему-то заперла дверь. Обнявшись, мы плакали навзрыд.
- Ася, Асенька, Ася... - повторяла Эльза.
Двойной болью легло на мое сердце ее горе. Мы очень подружились с ней за это время.
Уходил Василий - уходила из ее жизни первая любовь. И я оставляла ее. Она безвольно висела на моих руках, без конца повторяя:
- Ася... Асенька...
Давно уже стучал в дверь Василий и кричал:
- Эльза! Эльза, откройте!..
Я впустила его в комнату.
- Эльза... - Но что он мог сказать ей? - Эльза, я вернусь... Эльза...
Он крепко сжал ее руки и прильнул к ним лицом. Маленькие, жесткие, с твердыми мозолями на ладонях, милые руки Эльзы! Сколько ими выстирано и выглажено партизанского белья, сколько испечено пышных булок и румяных праздничных пирогов! Они не написали еще ни одного любовного письма, но сколько мужественных, суровых партизан стремились с особой лаской и благодарностью пожать эти маленькие огрубевшие руки.
Они для Василия дороже всего на свете. Но он должен с ними расстаться...
- Василий! - кричат за дверью партизаны. - Пора! Идем!
А он никак не может уйти.
- Я вернусь, Эльза!
Мы с Густиком укладываем рацию, Марыся и Ганичка со слезами на глазах обнимают меня.
- Приходите к нам еще, - шепчет Ганичка.
Я подхожу к матери, обнимаю ее.
- Спасибо вам за все, за все...
- Возвращайтесь, - говорит мать. - Приходите вместе со своей армией.
Она выходит вместе с нами из дому и долго смотрит вслед, подставив ветру морщинистое заплаканное лицо. Я поворачиваюсь и машу ей рукой. Густик провожает нас до лесной дороги. Партизаны, как взрослому, жмут ему руку, а я говорю:
- Густик, ты у них один мужчина. Береги мать. Помогай Эльзе. Смотри за Ганичкой.
Последний раз я оглядываюсь в ту сторону, где остался домик Эльзы.
14
Через линию фронта! Мне казалось, что все должны быть взволнованы так же, как и я. Через линию фронта! Я присматриваюсь к партизанам, прислушиваюсь к отдельным словам, но особого волнения не обнаруживаю. Тогда во мне заговорило самолюбие: "Эх, ты! Все идут спокойно, а ты одна среди них трусиха!" Я шла и тихонько ругала себя. В то же время напряженный слух улавливал чуть слышные шорохи в лесу. Вдруг мы остановились.
- Ася, смотри, - сказал кто-то из партизан. - Это Чехословакия. Мы перешли границу.
Я осмотрелась. Небольшая полянка и лес как лес. Свернули в сторону, прошли немного.
- Ну, а теперь опять в Польше.
Я сомневалась, что переход через линию фронта такой большой группы может пройти благополучно, и все ждала, что начнется бой. Вот сейчас!.. Вот сейчас!.. Левой рукой я придерживала сумку с рацией, в правой сжимала револьвер.
А партизаны шли спокойно, вполголоса перебрасываясь шутками. Постепенно улеглось и мое волнение.
Часа через два в глухом овраге мы встретились с другой группой, в которой был и майор. Он хотел что-то сказать мне, но к нам подошли, и через минуту я уже потеряла его из виду. Сделав несколько шагов в сторону, я заметила в кустах две темные фигуры. Это оказались майор и Янек. Подойдя ближе, я услышала, как майор тихо говорил:
- Поручение тебе одно - помоги Асе. Будь все время возле нее. И если что случится - она должна жить. Она должна перейти эту проклятую линию фронта!.. Понимаешь? Должна перейти!..
Его тревога передалась мне. Я хочу перейти линию фронта вместе со всеми... Вспомнилась ночь на Орловой горе. Нет, я не хочу оставаться одна!..
Вскоре мы двинулась дальше в путь, теперь уже забираясь выше в горы. Воздух становился разряженнее, я выбивалась из сил. Мы зашли в какой-то дом и просидели там около получаса, ожидая Юзефа и Карела, майор предложил им вместе с нами переходить линию фронта. Но они так и не пришли.
Нас было больше семидесяти человек. Хозяйки дома, где мы передохнули, - две старушки - вынесли нам на дорогу свежих булок.
Мы распрощались со старушками и пошли дальше. Горы поднимались все выше и выше. Шли по узенькой - в один шаг - тропинке, по краю отвесного склона.
А потом начался такой крутой подъем, что я окончательно обессилела. Задыхаясь и слабея, я хотела опуститься на землю. Вдруг чьи-то сильные руки приподняли меня, подтолкнули и почти вынесли на вершину, где уже остановились партизаны.
Я оглянулась. Сзади стоял разведчик из другой группы.
- Спасибо, - сказала я ему.
- Да это не я. - И разведчик показал на капитана Орлова, который, наклонив голову, стоял рядом.
- Спасибо, товарищ капитан.
Наш путь казался бесконечным. Я шла, не выпуская из руки револьвера, а в голове словно кто-то отсчитывал: "Вот сейчас... Вот сейчас... Вот сейчас..."
Возможно, поэтому я не сразу поняла, как мы движемся. И только когда увидела ровную ленту впереди идущих людей, тогда поняла, почему мы так часто останавливаемся.
- Но это же безумие! - шепотом сказала я.
- Что? - переспросил Янек.
- Безумие! - повторила я.
Отдав приказание отряду не двигаться с места, майор уходил вперед. Отойдя немного, он включал большой электрический фонарь и освещал им все вокруг на многие десятки метров. Отряд застывал в неподвижности, глядя на майора: стоя с автоматом на плече, он посылал сквозь ночную мглу яркие лучи карманного прожектора! И у всех, наверное, стучало сердце: "Вот сейчас, вот сейчас, вот сейчас..." Удостоверившись таким образом, что немцев поблизости нет, майор вел отряд дальше.
- Нехорошо получается, - сказала я партизанам. - Майор идет на такой риск, а мы стоим и смотрим по сторонам.
- А если он нас не пускает?! Что можно сделать?
Фронт, казалось, был совсем рядом, но мы знали, что идти еще далеко, прямого пути к нашим нет. Вскоре стало известно, что разведчики, которых выслал вперед майор, доложили о движении немецкой колонны тоже к линии фронта. Она шла параллельно нашему отряду, только внизу, у подножия гор. Поднявшись еще выше, мы старались идти бесшумно. Немцы же не беспокоились о тишине, и наши разведчики подходили к ним совсем близко.
