Сотни бедных крестьян страдали невинно. И о его безобразиях полетели жалобы в губернию, в Великие Луки. Там создали спецкомиссию, чтобы Балаховича изолировать и ликвидировать, но опоздали. Он легко рассеял взвод сторожевого охранения возле Торошина, и оказался в Пскове, и пообещал Фабрициусу истребить подпольный псковский ВРК, и объяснил, почему он так злобствовал в пограничных районах: «Усмирение крестьян проводилось нами жестоко и беспощадно, но сознательно, по соображениям высшей политики, дабы довести ненависть к большевизму до озверения…»
Вот с той поры и не покидала Смородина и его товарищей мысль изловить и повесить Балаховича.
Действительно, бандит Булак-Балахович зверствовал так, словно потерял разум. Шляхтич был лют в своей ненависти к «хлопской» власти, но все отчетливее понимал, что скоро ему конец. Чаще и чаще вспыхивали восстания в его тылу. И когда их поддерживали красные части, спесь оставляла бандита и он убегал так поспешно, что однажды, под городом Валк, Смородину достался его любимый вороной жеребец Барон.
Сплошного фронта, отграниченного окопами, проволочными заграждениями, не было. Держался он в непрерывном движении, слабо обозначенный лишь заставами белых и красных на шоссе, вдоль рек и озер, по шнуру железных дорог. То далеко в тыл красных забредали белые, то рейдовым броском шли в белый тыл части Красной Армии. И не вдруг обозначилась твердая линия фронта: река Нарев — Ямбург; три озера — Чудское, Теплое и Псковское; граница Гдовского уезда. Затем создались три фронтовых участка в районе Пскова: Гдовский, Талабский и Псковский. Им и суждено было стать решающим заслоном на пути белой армии к Питеру.
С большим трудом проникал теперь летучий отряд Балаховича в расположение красных частей, но тем чудовищнее кончались его набеги.
Остались следы Булак-Балаховича и в Гдове и в Пскове. Здесь десятки людей — рабочие, служащие — были повешены на трамвайных столбах и на виселицах, установленных на Сенной площади.
По воспоминаниям красного партизана Селезнева, который был в отряде Смородина, «перед тем, как брать Псков, Петр Иванович ходил в разведку, пропадал пять суток. Потом явился: он высматривал, как брать Псков. Он провел нас такой дорогой, чтобы мы сразу попали на станцию, где офицеры гуляли со своими барышнями». Любой ценой хотел Смородин захватить Булак-Балаховича, но тот улизнул.
Не достался он Петру и в двух волостях — Логозовской и Палкинской, — где спалил девятьсот домов в сорока семи деревнях. Оказалось, что в бандитском отряде шляхтича был даже специальный взвод поджигателей, и во главе его стоял сын псковского купца прапорщик Сафьянчиков. Этого типа Смородин поймал и отдал под расстрел.
Когда Псков снова пал в мае 1919 года из-за измены начальника Эстонской дивизии Ритта, Булак-Балахович вскинул голову. Владыка псковской епархии Арсений благословил бандита на новые «подвиги», и тот повесил и расстрелял сотни горожан.
Шляхтич стал полковником, позабыл, что даже у наглости есть границы, и опубликовал приказ, который хранил Смородин как одну из важных улик против этого врага. Приказ был обращен к красноармейцам:
«Солдаты Красной Армии! Вы все меня знаете, я иду совершать народный суд над негодяями — большевиками. Я воюю не с вами, а с вашими грабителями жидами-комиссарами. Я повешу всех комиссаров и палачей народа до последнего человека. Объявляю и приказываю каждому красному солдату и каждой красной части с оружием и снаряжением, со всем имуществом, закинув винтовки за спину, переходить в мои ряды. Подымайте на штыки коммунистов, вешайте или тащите ко мне комиссаров…»
Петр наливался злостью, когда перечитывал этот приказ. И когда хотел показать бойцам, против какой сволочи им надо идти в бой, то читал им выдержки из приказа Булак-Балаховича. И это производило сильное впечатление.
За взятие Пскова Смородина отметило правительство: по теперешним временам — скромно, по тем — отлично. Первые ордена Советской власти еще изготовлялись на Монетном дворе. Почетное знамя, именные часы и шашка — были высшей наградой. Петру преподнесли серебряные часы за боевое отличие.
49-й полк первым ворвался в древний русский город, разрезал надвое Северный корпус генерала Драгомирова, захватил в плен сотни солдат и офицеров, склады с продовольствием, с оружием и с вещевым довольствием. Молниеносным был этот удар: на Волхове не успели поднять якоря три бронированных катера изменника Нелидова. Конная разведка Василия Новикова пленила генерала, который безуспешно пытался остановить бегущих своих солдат.
Взяли Псков. Прорвались на его окраину к деревне Кресты. Там вышла заминка: белые опомнились и стали поливать части красных кинжальным огнем. Ян Фабрициус мгновенно оценил обстановку: брать Кресты не в лоб, а с левого фланга, от большака на Торошино. Он вывел на большак весь свой автопарк, поставил на машины пулеметы, приказал артиллеристам прикрывать колонну атакующих. Сам сел за руль грузовика. И начался такой бросок, словно в сторону белых рванулся дивизион броневиков. За ними — конники и пехота 49-го полка. И уже слышен мощный бас Смородина в первой цепи:
— Коммунисты-питерцы, за Советскую власть, за Ленина вперед!..
Кресты взяли, устало вернулись в город. Там был солдатский праздник: псковские мужички выставили бойцам полка шестьдесят пудов махорки! Но он был омрачен: купчики открыли винные лавки, на спиртной крючок попали любители сорокаградусной. Фабрициус немедленно пресек это и опубликовал воззвание, в котором были строки: «Пьяный красноармеец — не защитник революции, а позор ее. Храбрые около винных складов по обыкновению бывают трусами в боях!..»
Брали Псков в условиях трудных. О них накануне штурма телеграфировал Ленину Ян Фрицевич: «Продовольствия есть на один день. Люди и теперь голодают… Всего на 4-ре гаубицы 198-мь снарядов…»
Потому-то и махорка была в радость, и к вину тянулись как ошалелые, и велико было искушение подлататься за счет буржуйских запасов. Тут уж на высоте пришлось быть комиссару Смородину. Когда бойцы кинулись в богатый дом купца Батова, он осадил их:
— Все это теперь наше, братцы, нажитое кровью и потом ваших дедов и отцов. Не трожьте! На то есть законная власть!..
26 ноября 1918 года ликование вызвала телеграмма Фабрициуса в адрес Ленина и Свердлова: «Вечером 25 ноября с. г. в 16 часов 30 минут доблестными красноармейскими частями Торошпнского участка с бою взят город Псков… В городе приступлено к восстановлению Советской власти».
Праздник победы завершился 28 ноября. В тот день приехала в Псков делегация питерских рабочих. Был парад войск. И делегация вручила 49-му стрелковому полку Красное знамя от двух застав: Нарвской и Московской.
