Нельзя забыть А.И. Вознесенского - впоследствии крупного политического деятеля нашего государства. У нас он преподавал политэкономию. Но как преподавал! Его четкие формулировки, логически краткие, порой резкие, но всегда убедительные обобщения до сих пор у меня в памяти. Оценки он нам ставил скупые, но справедливые, и, признаться, мы Вознесенского побаивались: в два счета можно было заработать двойку, а после двух-трех неудовлетворительных оценок слушателю грозило безрадостное возвращение на флот.
Не перечесть всех прекрасных преподавателей, которым до сих пор благодарны мы за их тяжелый, но почетный труд.
Однако об академии тех лет остались не только приятные воспоминания, но и некоторое чувство досады. Об этом нельзя умалчивать, чтобы не повторять ошибок. Кое-кто пытался искусственно внедрить в жизнь академии не свойственные учебному заведению порядки. Рабочие на предприятиях стали выдвигать встречные планы, тотчас же и у нас нашлись поборники досрочного окончания учебы. В спешном порядке разрабатывались сокращенные программы, изымался якобы устаревший учебный материал. Тратилось время на ненужные споры. Шума было много, а в итоге - только вред делу.
Забывали у нас порой: то, что хорошо на заводе, не всегда подходит для учебного заведения. В то время в промышленности успешно внедряли бригадный метод труда, поднималась роль бригадира. Горячие головы настояли ввести бригадный метод и в академии. Слушатели разбивались на группы в 3-4 человека во главе с бригадиром. Занималась бригада сообща, но в классе на вопросы преподавателя отвечал только бригадир. Оценка, которую он получал, являлась оценкой всей бригады.
Я думаю, ясно, к чему это приводило: учились и готовились к ответам только бригадиры, а остальные занимались кое-как.
Практиковались и семестровые оценки, выставлявшиеся преподавателем вместе с секретарем партийной ячейки.
К счастью, все эти затеи носили кампанейский характер и быстро приходили к своему логическому концу.
Пожалуй, больше всего изводили перегибы с физподготовкой. Сверху почему-то стали особенно интересоваться ею. И начался нажим по всем статьям. А академия не располагала ни физкультурным залом, ни бассейном для плавания, даже двора хорошего не было. Арендовали помещения на стороне в часы, удобные дирекциям спортивных сооружений. Бывало, в морозный день в холодном, битком набитом трамвае целый час добираешься до академии и, бросив портфель, бежишь за несколько кварталов в бассейн. Помещения остыли за ночь. Стуча зубами, сбрасываешь одежду, хватаешь деревянную винтовку и вместе с ней прыгаешь с трамплина в воду. Пока отработаешь прыжок, в голове помутится, а тут еще надо дистанцию проплыть несколько раз. Приходили в классы разморенные, как раки. Вот и отвечай после этого на вопросы тому же строгому Вознесенскому...
Случалось и так: завтра экзамен по тактике, а сегодня после занятий встань на лыжи и в лютый мороз, в пургу обойди по Неве Васильевский остров и финишируй у Тучкова моста...
Сколько раз я со своими приятелями Андреем Крестовским и Иваном Палиловым вечером одолевали на лыжах эту дистанцию. Уставали так, что после засыпали над книгой.
Я с детства люблю спорт. Стал мастером спорта. И, может, поэтому меня особенно возмущает несерьезное отношение к этому большому делу. Спорт должен прибавлять силы, укреплять здоровье, а не наоборот. Вообще-то мы спорт любили, занимались им с увлечением, очень дорожили спортивной честью академии. Значок "Готов к труду и обороне" я носил с не меньшей гордостью, чем боевые награды.
Характерными для нашей жизни тех лет были непрекращавшиеся дискуссии о том, какой нам нужен флот. Большая часть молодых преподавателей и слушателей продолжала ратовать за всемерное развитие подводного флота. Понадобилось время, чтобы все убедились, что нельзя иметь флот, состоящий из одних подводных лодок, как неверно ориентироваться только на крупные надводные корабли. Стране нужен сбалансированный, комбинированный флот, имеющий в своем составе все необходимые классы кораблей в соответствующей пропорции. При этом конечно, должны учитываться реальные возможности экономики страны и задачи обороны. Так и решило наше правительство.
Три года учебы в академии пролетели удивительно быстро. Весной 1933 года в Кремле был торжественно отмечен наш выпуск. Окончил я академию с отличием. Мне присвоили десятую служебную категорию, обозначавшуюся одной широкой золотой нашивкой на рукаве.
Боевой экзамен
После академии меня назначили в экспедицию особого назначения. Возглавлял ее уже знакомый читателю И.С. Исаков, который в то время был начальником штаба Краснознаменного Балтийского флота.
В начале тридцатых годов международная обстановка сильно обострилась. На Востоке весьма агрессивную политику проводил японский империализм, стремившийся к господству в Азии. Опаснейший очаг войны образовался на Западе, когда в Германии власть захватили фашисты. Советское правительство вынуждено было принять меры для дальнейшего укрепления обороны страны. Наряду со многими другими мероприятиями весной 1932 года началось формирование Морских сил Дальнего Востока, переименованных в 1935 году в Тихоокеанский флот, а в 1933 году было положено начало Северной военной флотилии, для чего ряд боевых кораблей переводился с Балтики на Север. Шли они по только что вступившему в строй Беломорско-Балтийскому каналу. Первый отряд состоял из двух эсминцев, двух сторожевых кораблей и двух подводных лодок. Переброска морских боевых кораблей по системе рек и озер - дело непростое. Для этого была создана экспедиция особого назначения во главе с опытным балтийским моряком 3.А. Закупневым. Начальником штаба экспедиции был И.С. Исаков. Путь от Ленинграда до Мурманска занял тогда более двух с половиной месяцев - с 18 мая по 5 августа. 3.А. Закупнев остался на Севере - его назначили командовать новой флотилией, а Исаков, вернувшись в Ленинград, начал формировать вторую экспедицию, ЭОН-2. Я возглавил ее штаб. В новый отряд вошли эсминец, сторожевой корабль, подводная лодка и два тральщика. Спешно готовим их к переходу. Чтобы уменьшить осадку, снимаем с кораблей орудия, торпедные аппараты, аккумуляторные батареи и другие тяжести. Все это последует за нами на специальных баржах. Но эсминец "Карл Либкнехт" (типа "Новик") и после разгрузки сидел слишком глубоко. Пришлось вогнать его в деревянный док и везти в этом огромном ящике. Демонтаж кораблей происходил в Кронштадте. За ходом работ пристально наблюдал командующий флотом Л.М. Галлер и, пожалуй, еще внимательнее - секретарь Ленинградского обкома партии С.М. Киров. Сергей Миронович часто бывал на заводе и на кораблях, беседовал с моряками, с нами, руководителями экспедиции, интересовался нашими нуждами и всемерно помогал нам. Он и в дальнейшем внимательно следил за ходом операции, добивался, чтобы вовремя подавали буксиры и снабжали нас всем необходимым. Помню, в Шлиссельбурге речники заявили, что у них нет свободных буксиров.
