1938
В интервью американской газете «Christian Science Monitor» 10 августа 1976 года Сахаров помимо этого инцидента упомянул также убийство Николая Ключева, друга арестованного правозащитника Андрея Твердохлебова, и нападение на друга Андрея Амальрика Николая Жука, которому был проломлен череп. Последний случай описан в воспоминаниях Амальрика «Нежеланное путешествие в Калугу»: «Моему колымскому знакомому Николаю Жуку проломили голову, а затем поместили на несколько месяцев в психбольницу — якобы для излечения» (Русская мысль. 1976. 1 июля. С. 8; 15 июля. С. 8).
Кононова Н. Лицо Петербурга // Ковчег: Лит. журнал / Под ред. А. Крона и Н. Бокова. Париж: The Ark and its contributors, 1978. Вып. 1. С. 67.
Хроника текущих событий. Вып. 41 (3 авг.). Нью-Йорк: Хроника, 1976. С. 68. См. также: Ходорович Т., Некипелов В. Опричнина—1977 (Политические расправы уголовным путем) // Посев. 1977. № 10. С. 22.
Объявление о выходе книги в издательстве «ИМКА-Пресс» и о ее поступлении в продажу: Русская мысль. 1978. 2 марта. С. 14.
Вульфович Т. «…Вот и вышел человечек» // Апрель: Литературно-художественный и общественно-политический альманах. Вып. 6. М.: Известия, 1992. С. 223. См. также его более поздние воспоминания: Разговоры с Юрием Домбровским // Знамя. 1997. № 6. С. 144–147.
Хлебников О., Турумова К. Убит за роман: Почему «Факультет ненужных вещей» стал последней книгой Юрия Домбровского // Новая газета. 2008. 22 мая.
Похожие методы применялись КГБ и против Владимира Войновича после его отравления в мае 1975-го: «На пять почти лет был выключен телефон, было прокалывание шин и еще много чего, включая нападение псевдохулиганов» (Войнович В. Дело № 34840 // Знамя. 1993. № 12. С. 108). А в марте 1980-го к Войновичу пришел один его знакомый и предупредил: «Володя, — сказал он, не раздеваясь, — я по серьезному делу. Вчера мне позвонил Юрка Идашкин. Ты знаешь, из “Октября” он давно ушел и работает помощником у Стукалина, председателя Госкомиздата. Вообще мы с ним в последнее время не общаемся, но тут он звонит и говорит, что хорошо бы встретиться. <…> Ну, встретились, прошлись по улице, и вдруг Идашкин мне говорит: ты ведь, кажется, дружишь с Володей Войновичем? Я говорю: да, а что? И тогда он говорит, что на днях был в кабинете у Стукалина. Он зашел туда по делу, а там в это время был еще один какой-то большой человек, и они говорили о тебе. <…> Они говорили, что с Войновичем надо кончать. Так и сказали: пора кончать. Когда Юрка зашел, они прекратили разговор, но вот это он слышал и просил тебе передать. <…> я его спросил: а что значит кончать? Юрка посмотрел на меня и спросил: “А ты разве не понимаешь? Кончать — это значит убить. Способов есть много. Например, Володя ездит на автомобиле, а на дороге мало ли что может случиться”» (Войнович В. Замысел // Знамя. 1994. № 10. С. 41). В самом раннем варианте воспоминаний упомянуто еще несколько способов расправы: «Идашкин, которому власти доверили роль посредника между ними и мною, начал с предупреждения, что мне грозят большие опасности: я могу попасть в автомобильную катастрофу, могу оказаться участником уличной драки или жертвой провокации, которая приведет меня на скамью подсудимых. Возможно, на Западе в связи с этим возникнет какая-нибудь шумиха, но нам, сказал Идашкин, теперь на нее наплевать, мы и так проигрываем, а с каким счетом — 0:4 или 0:6 — неважно» (Трагическая история семьи Владимира Войновича // Русская мысль. 1980. 27 нояб. С. 5).
Аксенов В. Десятилетие клеветы (радиодневник писателя). М.: Изографус; Эксмо, 2004. С. 343.
Солженицын А. И. Бодался теленок с дубом. М.: Согласие, 1996. С. 480.
Айзенберг М. Я обвиняю! (Судьба и смерть Зои Федоровой) // http://www.rubezh.eu/Zeitung/2007/04/11.htm. По воспоминаниям следователя прокуратуры СССР Владимира Калиниченко, «вскоре после этого дела якобы покончил жизнь самоубийством завсектором административного отдела ЦК КПСС Альберт Иванов, который реально претендовал на место Щелокова. И хотя официально все списали на самоубийство, мне говорили, что это работа той пятерки ликвидаторов, которая действовала по личному указанию министра» (передача «В гостях у Гордона» на Первом украинском национальном телеканале, Киев, 07.11.2004).
Цит. по видеозаписи беседы С. И. Григорьянца с председателем Молодежной правозащитной группы (МПГ) Карелии Максимом Ефимовым (Москва, 24.02.2009). Вероятно, Григорьянц имеет в виду следующее высказывание генерала Калугина: «Я думаю, что КГБ ускорил уход Сахарова из этой жизни. У меня в этом нет сомнений. Я готов поспорить, что в Горьком Сахаров был подвергнут действию специального яда. Я абсолютно убежден в этом, хотя у меня нет никаких доказательств. Я знаю, что одно время обсуждался вопрос о ликвидации Солженицына. К этому времени он был на Западе. Это было глупо, конечно. Как его можно было достать в Вермонте? Он был окружен людьми, Тем не менее, такие мысли никогда не покидали головы нашего руководства. К тому же инициатива принадлежала партийным лидерам. КГБ, в конце концов, был верным исполнителем желаний Центрального Комитета» (Timofeev L. Russia’s secret rulers. New York: Alfred A. Knopf, 1992. P. 91). Косвенным доказательством этой версии может служить тот факт, что во время нахождения Сахарова в горьковской ссылке КГБ распространял слухи о том, что Елена Боннэр собирается убить своего мужа (по этим слухам можно понять, что КГБ хотел сделать с Сахаровым). «Среди тех докладных, — рассказывает Сергей Григорьянц, — которые передал Елене Георгиевне Боннэр Степашин [на конференции 1996 года, посвященной Сахарову], докладных председателя КГБ Андропова в Политбюро, есть две очень любопытные, если я не ошибаюсь, за 1982 и 1983 годы. И в одной, и в другой речь идет о том, что Елена Георгиевна Боннэр, жена Сахарова <…> сейчас очень разочарована тем, что западные средства массовой информации, западные политики начинают забывать о его существовании, что теряется интерес к Сахарову, а значит, и к ней. И вот, по версии Андропова, для того чтобы поддержать этот интерес, Елена Георгиевна якобы решила убить Андрея Дмитриевича. С этой целью она не дает ему тех лекарств, которые ему нужны, и, заморив его в Горьком, таким образом стремится обвинить в этом советские власти. В переводе на русский язык этот очевидно сфальсифицированный рассказ Андропова членам Политбюро звучит примерно так: как вы будете реагировать на то, что Сахаров умрет? <…> И, видимо, старики в Политбюро, то ли более разумные, то ли более осторожные, хотя вряд ли более человечные, но все-таки сами близко стоящие к смерти, не решились на этот шаг. Но через год Андропов пишет опять, снова подчеркивая, что Боннэр хочет привлечь к себе внимание, хочет убить своего мужа и с этой целью не вызывает к нему врача, когда ему становится плохо. И, оказывается, есть уже и свидетельница этого, та самая сотрудница КГБ, которая была оставлена в качестве соседки Сахаровых в Горьком. Эта соседка якобы вызывает врачей, а Боннэр их не подпускает к Сахарову» (Синельников В. По памяти: Воспоминания документалиста // Искусство кино. 2003. № 6. С. 157). Речь идет о записке Андропова от 28 марта 1982 года «О состоянии здоровья академика Сахарова» (http://www.yale.edu/annals/sakharov/documents_frames/Sakharov_154.htm). А самая первая его записка на эту тему — «Об очередной провокационной затее Боннэр Е. Г.» — датирована 5 ноября 1981 года. В ней говорилось о голодовке Сахарова, объявленной на 22-е число: «Имеются данные, позволяющие полагать, что, провоцируя страдающего сердечным заболеванием Сахарова на голодовку, Боннэр сознает ее возможный трагический исход. Судя по всему, она и желает такого исхода, поскольку все очевидней становится утрата Сахаровым “позиций борца”» (http://www.yale.edu/annals/sakharov/documents_frames/Sakharov_149.htm). 11 ноября был вызван на допрос друг Сахарова, бывший политзаключенный Феликс Красавин, также находившийся в Горьком. Дневниковая запись Сахарова за это число показывает, что сам он прекрасно понимал психологию чекистов: «…“Говорят, они собираются устроить голодовку”. Феликс опять ответил репликой в смысле, что они об этом сами знают. “Она” (гэбист снова не называл ненавистную Люсю по имени) хочет довести мужа до смерти и таким приличным способом избавиться от него”. Феликс ответил резкой репликой, и гэбист вновь не стал возражать и усмехнулся. Затем гэбист сказал Феликсу: “Во время голодовки Вы не должны туда ходить”. — “Почему же?” — “Нечего Вам там делать”. Оба заявления гебиста в совокупности — прямое запугивание — дескать, мы убьем Сахарова, виновной будет объявлена Боннэр, а Феликс не должен ходить, чтобы была обстановка полной бесконтрольности и чтобы мир узнал о происшедшем от ГБ, когда КГБ этого захочет, и в том освещении, которое КГБ этому даст» (Сахаров А., Боннэр Е. Дневники: В 3 т. М.: Время, 2006. Т. 2. С. 270). Через неделю, 19 ноября, Андропов отправил в ЦК очередную записку — «О мерах по срыву возможной голодовки Сахарова А. Д.», в которой проводилась аналогичная идея. Похожая информация о методах КГБ содержится в «Архиве Митрохина» (Folder 44 — «The Sakharov-Bonner Case»). Во внутренней переписке КГБ Сахаров проходил под кодовой кличкой «Аскет», а Боннэр — «Лиса». Так вот, в вышеупомянутом источнике можно прочитать следующее: «Реализованы материалы по “Лисе” через Карло Лонго в газете “Сеттеджорни”, Катания, 12 апреля 1980 года. Напечатана статья под заголовком “Кто такая Елена Боннэр? Жена академика Сахарова — автор многих убийств”». Из того же источника — документ под названием «Перечень ближайших мероприятий по ДОР на “Лису” и “Аскета”» от 07.02.1977 (ДОР — это дело оперативной разработки). Наиболее интересны здесь два пункта: «8. Подготовить и направить от имени “проживающего” в Австрии С. Злотника в адрес “Лисы” и лицам внутри страны и за рубежом, которым уже направлялись письма в отношении причастности “Лисы” к трагической гибели жены М. Б. Злотника Е. Доленко, сведений об обстоятельствах смерти Марины — жены В. Багрицкого, роковую роль в которой сыграла “Лиса”. Исполнители: 5 Управление КГБ.
