Вскоре после рождения наследника шах и шахиня посетили с государственным визитом Францию, и Фару здесь очень сердечно принимали.
«Генерал де Голль и его супруга укрепили мое впечатление тем, что постарались смягчить праздничную церемонию приема и уделить молодой монархине, какой я тогда была, дружеское, почти заботливое внимание. Я вспоминаю маленький анекдот, который мне кто-то рассказал несколькими годами позже:
Когда журналист спросил у де Голля:
– Кто из Первых леди нравится Вам больше всех?
Генерал ответил:
– Фара Диба!
– А как же Джеки Кеннеди?
– Она тоже привлекательна, – возразил де Голль, – но Фара не только хорошо выглядит, в ней еще есть и хитринка, и она этого не скрывает».
Так вот рассудил Шарль де Голль, выступив тут в роли молодого Париса, присудившего свое яблоко «Прекраснейшей».
Властитель в парадной униформе, его красавица-жена, богато украшенная драгоценностями, – таким был блестящий фасад этой сказки. Да вот только в Иране царили нищета и коррупция. Люди зарабатывали мало, социальной защищенности недоставало. Деньги из Вашингтона, поддерживающего режим шаха после аферы Моссадека, куда-то растворились.
Это было в то время, когда в Америке стоял у власти молодой президент Джон Кеннеди, оказывающий давление на шаха с требованием от него реформ. В 1962 году шах и шахиня посетили Вашингтон.
«Президент и его жена оказали нам сердечный прием, – рассказывает Фара Диба. – Джеки занималась мной, водила вдоль и поперек по Белому дому, потом мы долго гуляли в парке, и я вижу ее, как сейчас, с коляской, в которой лежал Джон-Джон. В то время уже многие молодые иранцы учились в американских университетах. В большинстве своем это были люди, получавшие стипендии, что не мешало им протестовать против монархии и принимать участие в демонстрациях».
Дома, в Иране, в народе тоже росло недовольство уровнем жизни. Большинство людей жило в нужде – в деревнях или в бедных районах городских окраин. Под все возрастающим давлением шах наконец решился на программу реформ, так называемую «белую революцию». Смысл ее состоял в перераспределении земли, в основном принадлежащей крупным землевладельцам. Женщины тоже получали активные и пассивные избирательные права. Предусматривалась и модернизация инфраструктуры страны с уклоном в индустриализацию.
Что касается США, то для них Иран был надежным поставщиком нефти и оплотом антикоммунизма. С помощью США шах хотел уничтожить оппозицию. Но не только коммунисты были врагами режима. Политика шаха вызывала протесты и у шиитского духовенства, так как вследствие земельной реформы многие духовные лица теряли огромные участки земли и доходы.
В народе, подстрекаемом муллами, недовольство все возрастало. Горели кинотеатры и кафе, в стране царил настоящий разгул криминала. В результате «белой революции» ножницы между богатством и бедностью только увеличивались. Шах реагировал на беспорядки в стране с возрастающей твердостью. Насилие нарастало по спирали.
3 июля 1963 года протесты духовенства достигли высшей точки. 63-летний Айятолла Хомейни призвал народ к свержению шахского режима.
По стране прокатилась мощная волна демонстраций против шаха и его реформ, возглавляемых муллами. Шах вначале колебался с ответными мерами, но по настоянию премьер-министра отдал войскам приказ стрелять. Было много убитых. С этого момента духовенство не просто возненавидело шаха, но почувствовало к нему отвращение.
Оставаться в городе становилось опасно, и Фара, у которой к тому времени родился второй ребенок (девочка), вынуждена была уехать с детьми под эскортом солдат в деревню. Все закончилось тем, что Айятолла Хомейни был в конце концов арестован, а затем покинул Иран, став лидером шиитской оппозиции и ее символом. Что касается шаха, то миру пришлось признать: из нерешительного регента Мохаммед Реза Пехлеви превратился в диктатора.
«Он хотел быть политиком западного стиля и в то же время восточным деспотом, – заметил его биограф. – Это был мягкий человек, который хотел выглядеть твердым. Он играл не свою роль, этот хороший человек, живший в плохое время. Подобная личность не годится для такого рода политики. Если в странах ислама прибегнуть к насилию, то столкнешься с самоубийством или насилием еще во сто крат большим».
Сорейя чувствовала себя покинутой и одинокой. Не думала она, что первое время после Тегерана ей будет так тяжело. Экс-шахине хотелось как-то упорядочить свою жизнь, после всех этих путешествий и вечеринок, так и не принесших ей душевного покоя. После разлуки с шахом она стала еще популярнее в Германии. Сердца людей необычайно трогала судьба бездетной женщины, отвергнутой шахом для того, чтобы чуть ли не сразу после развода жениться на другой.
«Женщина, страдающая несмотря на богатство и красоту», – так писали о ней тогда. Она действительно была богата. Шах позаботился о ее материальном благополучии, но ей нечем было себя занять. Еще девочкой она мечтала стать киноактрисой, теперь ничто не мешало ей осуществить свою мечту. Друзья не советовали ей это делать, понимая, что публике хотелось видеть в ней только монархиню – и только несчастливую. Как актрису люди ее воспринимать не станут.
Сорейя же верила, что нашла свое новое предназначение. В Лос-Анджелесе она встретилась с итальянским продюсером Дино де Лаурентисом. Он несколько раз уже уговаривал ее попробоваться на роль в его фильме, на этот раз она дала согласие. «Это было через пять лет после того, как я покинула Тегеран и была сыта по горло праздной жизнью», – пишет экс-шахиня в своих мемуарах.
В 1963 году она летит в Рим на кинопробы, устроенные Дино де Лаурентисом. Он предлагает ей сниматься в фильме, состоящем из трех новелл. Каждую новеллу снимает другой режиссер: Микельанджело Антониони, Мауро Болоньини и Франко Индовина. Фильм назывался «Три лица одной женщины». На съемках экс-шахиня влюбилась в молодого режиссера Франко Индовина. Он трогательно заботился о новенькой, начинающей в кинобизнесе – и ей это нравилось.
Позже она писала, что это была любовь с первого взгляда. И поначалу любовь без будущего – режиссер был женат и имел двоих детей. Когда фильм вышел на экраны, реакция публики была сдержанной, а рецензии критиков порой и вовсе уничтожающие. Что ж, и на самом деле Сорейя как артистка была неубедительна. Одного красивого лица, даже если это и лицо экс-шахини, недостаточно, чтобы роль состоялась.
Похоже, только одному-единственному зрителю ее кинодебют понравился – шаху, бывшему мужу. «Совсем неплохо», – якобы сказал он, взяв ее под защиту. Во всяком случае, было очевидно, что фильм он посмотрел.
