закрытии занавеса она просто обладает силой катапульты. И вот меня легким и мягким ударом и выбросило на средину сцены. Хорошо, что занавес уже к этому времени закрылся, т. е. из публики ничего видно не было. Но все очевидцы сказали, что у меня был очень красивый полет. Больше я никогда к краю рампы не становился.
Марфа – Г. П. Вишневская, Лыков – Д. Королев
27 декабря 1970 года в Большом зале консерватории в концертном исполнении давали оперу Рахманинова «Скупой рыцарь». Я спел там партию Альбера. Дирижировал замечательный дирижер, замечательный музыкант Г. Н. Рождественский: у него удивительные руки и удивительный, очень вышколенный в то время оркестр (БСО). Оркестранты повиновались буквально каждому движению его мизинца. У Г. Рождественского очень ясная мануальная техника. Не понять его было просто невозможно. Он всегда давал вступление солистам с таким доброжелательным посылом и улыбкой, как бы приглашающей запеть, что надо быть очень тупым человеком, чтобы не вступить. После спектакля Геннадий Николаевич написал мне на программке «Талантливому певцу – музыканту Денису Королеву с благодарностью за Альбера, в ожидании Рихарда Штрауса. Г. Рождественский» Здесь я немного поясню. У меня дома есть партитура романсов Рихарда Штрауса для голоса с оркестром, которую я купил в Вене. Такой партитуры не было даже у самого Г. Рождественского, хотя у него дома огромная нотная библиотека, полная редких изданий. Он очень заинтересовался такой партитурой. И мы собирались спеть эти романсы с оркестром. Вот на это он и намекал. К сожалению, я не помню, по какой причине, но этому сбыться было не суждено.
В мае 1971 года дирижер Б. Э. Хайкин, наш баритон А. А. Федосеев и я были приглашены в оперный театр города Лейпцига на спектакль «Травиата». Как и в прошлый мой приезд с Г. В. Олейниченко, почему-то нас на аэродроме опять никто не встретил. Возможно, это особенность этого театра. И вот мы втроем стоим и гадаем, что же делать. Вдруг, видим, бежит какая-то девушка, подбегает к нам и спрашивает у Хайкина: «Скажите, пожалуйста, Вы, случайно, не Хайкин?» Ну, Борис Эммануилович никогда не пропускал случая, чтобы не пошутить, поэтому он сразу же ей ответил: «Да, я Хайкин, совершенно случайно!». В постановку театра мы легко вписались, и спектакль прошел очень хорошо. Публика и музыкальная общественность Лейпцига очень горячо принимала наши гастроли.
Альфред – Д. Королев
Газета «ЛЯЙПЦИГЕР ФОЛЬКСЦАЙТУНГ» 1 июня 1971 года написала в статье
«Блестящая «Травиата» с московскими гастролерами».
«…Этот успех стал возможен благодаря московским гастролерам Денису Королеву и Андрею Федосееву, под руководством блестящего Бориса Хайкина. Надо отметить, что наши гости очень органично вписались в общий ансамбль спектакля. Оба московские певцы показали себя с лучшей стороны. Они не пытались использовать только свои голосовые данные, а ставили их на службу сценическому музыкальному действию»
С этим театром я уже был знаком. Там прекрасный зал, с хорошей акустикой и прекрасная, очень доброжелательная публика. В театре поражают очень хорошо устроенные помещения для певцов. Гримкомнаты по площади очень большие, примерно метров 20. В комнате много воздуха. Есть свободное место для гримирования и есть широкая кушетка, если вдруг захочется немного отдохнуть.
11 июня 1972 года состоялась премьера балета Р. Щедрина «Анна Каренина». Казалось бы, какое отношение я могу иметь к балету? Оказывается и это возможно. В этом балете есть эпизод под названием «сцена в Итальянской опере», когда Анна приходит в оперу. По окружности сцены были сооружены как бы ложи для публики, а в глубине сцены поставлена вторая сцена. И именно там давалась «Сцена смерти Ромео» из оперы Беллини «Ромео и Джульетта». Притом, на этой мнимой сцене шло действие, как на настоящей сцене, с декорациями и костюмами. Играл отдельный сценический оркестр. Публика очень активно реагировала на внезапное пение в балете. Она сразу же оживала. Казалось бы, петь Беллини легко и приятно. Однако оркестровка Щедрина сильно усложняла исполнение. Вероятно, именно поэтому после премьеры Родион Константинович Щедрин подошел ко мне за кулисами и сказал: «Спасибо Вам от имени Беллини». Участие в этом балете позволили мне и Неле Лебедевой (которая была моей партнершей в этой сцене) съездить с балетом на гастроли в Австрию и Западную Германию. И если на конкурсе Ф. Шуберта мне было не до гуляний и не до осмотров достопримечательностей и памятников, то уж здесь я наверстал упущенное. На этих гастролях нагрузка была очень маленькая, времени свободного было много. Мы были в Вене, Мюнхене, Висбадене. Вена – прекрасный, красивейший город. Недаром говорят, что архитектура – это застывшая в камне музыка. Так оно и есть. Именно в Вене это очень хорошо чувствуешь. Такая красота кругом. Дворцы, парки, памятники, передать невозможно! Один венский оперный театр чего стоит. А этот знаменитый Ринг – кольцо типа нашего Садового, которое окружает центр Вены. Ну, и, конечно, Дунай. В Вене на кладбище стоит памятник на месте захоронения В. А. Моцарта. Правда, есть сомнения, что он там захоронен. Но это не так важно. Важна суть, иметь возможность подойти и поклониться.
Город Висбаден – столица земли Гессен. Очень интересный город. Это очень старый курорт. В прошлые века сюда со всей Европы съезжалась аристократия, что называлось «поехать на воды». Аристократы здесь собирались иногда вовсе не для того, чтобы попить воды, а просто пообщаться, познакомиться с новыми людьми и т. д. Воды здесь, действительно, целебные, но очень не вкусные. Их и пьют, и принимают с ними ванны. Да и сейчас город не изменил свое назначение города-курорта. В Висбадене есть знаменитое казино, где в свое время в пух и прах проигрался наш великий писатель Ф. М. Достоевский. После такого шока, он и написал свое произведение «Игрок». Я заходил в это казино. Не для игры, конечно, а чтобы посмотреть, где же тут отличился наш гениальный писатель. Еще есть в Висбадене одна достопримечательность, которой, полагаю, больше нет нигде. В центре города есть большой красивый парк, на краю которого расположен театр оперы и балета. Правящий во время строительства театра курфюрст (князь) очень любил гулять по этому парку. Но когда началось строительство театра, ему не понравилось, чтобы задняя некрасивая часть театра смотрела бы в парк и портила ему своим видом прогулки. Поэтому он распорядился, чтобы фасады поменяли местами, а именно, чтобы лицевой, т. е. парадный фасад театра смотрел в сторону парка.
И неважно,
