— А черт его знает! — откровенно признался тот. — Ну да ладно, не время об этом. Вон, кажись, подшефные катят.
Вдалеке показался трактор с прицепом. Он быстро шел напрямик, звонко постукивая мотором. К этому мирному звуку через минуту примешался другой, еле уловимый, но заметно усиливавшийся, наплывавший ритмичными волнами.
— Воздух! — сказал летчик и приложил руку к бровям. — Вовремя мы с тобой плюхнулись. Ты смотри, сколько их, сволочей, а!..
В сверкавшем от солнца краю неба стали отчетливо вырисовываться хищные силуэты стервятников. Они шли ровными рядами, как на параде, и их становилось все больше, по мере того как глаза привыкали к слепящим лучам. Послышался гром зениток.
— Все наглей и наглей себя держат! — сказал летчик. — Ведь строем идут, гады!
— Пугают, — ответил Слободкин.
— Пугать-то некого. Все пуганы — перепуганы, все привыкли давно.
— А наши где? Не везет мне на наших. И на Березине их не было, и тут не видать.
— Появятся сейчас, отведут тебе душу. Аэродромы у нас пораздолбаны, черт-то откуда чапать приходится. Вот и запаздывают всякий раз. Это мы с тобой где хочешь сядем, откуда хочешь взлетим. Ястребка с болота не подымешь.
— Ясно. У немцев самолеты, у немцев аэродромы, а нам и взлететь-то неоткуда.
— Злой ты, как пес. Жрать, что ли, опять захотел?.
— Покурить хотя бы.
— Тебе же Строганов пачку Беломора дал.
— Уронил, когда высоту угадывал…
— Та-ак… Теперь понятно, почему злишься. Но метры мерил отлично, ничего не скажешь.
— А у тебя не из чего свернуть?
— Я на твой Беломор рассчитывал, остатки своего самосада Сергею Сергеевичу высыпал.
Они стояли возле самолета, загруженного подарками, от которых во все стороны распространялся по ветру сладкий табачный запах, и думали, где бы раздобыть щепотку махорки.
На горизонте взметнулись столбы огня и дыма — вражеские бомбардировщики достигли цели. Тем временем к самолету подошел трактор и звуком своего мотора на несколько секунд заглушил начавшуюся бомбежку.
Слободкину пришла в голову мысль, от которой защемило сердце — вот стоит он на весенней, готовой к пахоте земле. И трактор уже грохочет, вздрагивает от нетерпения, и синий дымок растворяется в синем высоком небе, и уходят куда-то вдаль бесконечные лесенки следов, оставленных гусеницами. Кажется, закрой сейчас глаза на мгновение, потом открой — и нет никакой войны. Была, да кончилась. Вся вышла. Сколько раз мечтала об этом душа! Праздник на нашей земле! Много отдал бы Слободкин за то, чтобы так поскорей и случилось. Слободкин и в самом деле зажмурился и снова открыл глаза. Трактор с маркой Сталинградского стоял с ним вплотную, дышал радиаторным теплом, а вдалеке один за другим ухали тяжелые взрывы. Теперь, когда мотор Сталинградца заглох, они были слышны особенно отчетливо.
С трактора устало сошел человек в телогрейке и треухе, шагнул к летчику:
— Прилетели или приехали?
— Обратно еще ниже пойдем.
— Накрыли?
— Нет, бог миловал. Беломор искать будем.
— Какой еще Беломор?..
— Обыкновенный. Вот тезка мой по ветру пустил. Целую пачку, непочатую.
— Летный паек?
— Сняли с летного. Раз ты, говорят, от земли не отрываешься, какой тебе к лешему летный? Наземная служба. Справедливо?
— Мы вас едва углядели. С кочки на кочку, из оврага в овраг…
— Вот разгрузим подарки, повернем завтра к дому, повыше заберемся хоть на пару минут.
— Это зачем еще?
— Все самим увидеть охота. А то на заводе спросят, что и как, ничего толком не скажешь.
— Особо похвастаться тут пока нечем. Зарылись, как суслики, и сидим. Вот уже третий месяц ни с места. А у вас как? Поменьше стал шуметь?
— В последнее время меньше. Теперь на вас все силы бросает.
— Ну вот, вы полностью в курсе. Что ж, по этому случаю приступим к разгрузке?
Втроем они начали носить пакеты с подарками из самолета в прицеп. Работая, радовался Слободкин. Он представлял себе — еще больше обрадуются бойцы, получив подарки, даже вообразил себя и ребят из десанта на месте этих бойцов. Построит старшина вечером свою роту на проверку (Слободкину почему-то думалось, что будет это обязательно вечером) и начнет выкликать всех по порядку. Получайте, хлопцы, подарки к празднику от рабочего класса! Ему непременно хотелось, чтобы старшина именно так и сказал словами Строганова от рабочего класса! Развернут бойцы пакеты, а в них… шерстяные носки да варежки. К лету-то глядя! Но ни один не сникнет духом, ни один. Всем понятно далек путь до Берлина, крут. Шагать да шагать, ползти да ползти. А чтоб не так тяжело ползлось и шаталось — закури, боец, самосаду, запали зажигалочкой, почади. Веселей тебе? Веселей! Ну вот и отлично!..
Сидя в кузове тракторного прицепа, шефы добрались до расположения танковой дивизии, несколько дней назад — прибывшей в район передовой, а вечером Слободкин действительно стоял перед шеренгой бойцов, построенных для вручения подарков.
Неожиданно для самого себя Слободкин все-таки сказал при этом речь. Она была совсем короткой, но ничего в ней забыто не было. И привет от бывших фронтовиков (для верности Слободкин прямо с него и начал), и о рабочем классе, и о том, что подарки с намеком — носки и варежки шерстяные, стало быть, воевать придется еще не месяц, не два… Правда, в этом патетическом месте речи кто-то чихнул так громко, что Слободкин смутился, а командир рассмеялся:
— Правильно говорит товарищ шеф, мы намек понимаем! У кого есть какие вопросы?
В темноте послышалось какое-то движение.
— Прошу! — сказал командир.
— А махорку сейчас можно курить или к зиме приберечь?
Бойцы рассмеялись, командир ответил за Слободкина:
— Махорку можно! Согласен, товарищ шеф?
— Согласен! — осмелев, сказал Слободкин.
— Вольно. Закуривай!..
Давно так сладко не курил Слободкин. Он стоял, прислонившись к танковой броне, и какое-то могучее тепло разливалось по всему его телу. Может, это через чугунные плиты огонь мотора пробился? Провел рукой по шершавой поверхности — холодная. От солдатских цигарок? От них скорей всего. Вон их сколько! Из рукавов тянет братва, чтоб соблюсти маскировку, но от этого лица все равно высвечиваются. Косые скулы, впалые щеки, спокойные, поблескивающие на ветру глаза.
— Товарищ командир, еще вопрос.
— Прошу.
— Махорочка больно хороша. Какой сорт?
— Маршанская, — громко сказал Слободкин.
— Тоже, выходит, с намеком, — засмеялся командир. — Всем, кто на марше, дается. Кто в бой. Первый сорт ма- хорочка!
— На заводе скажу, что пришлась по вкусу, — ответил Слободкин.
