…Вообще с публикою, кажется, совершенно примирил «Ревизора» городничий. В этом я был уверен и прежде, ибо для таланта, каков у Сосницкого, ничего не могло остаться необъясненным в этой роли. Я рад, по крайней мере, что доставил ему возможность выказать во всей ширине талант свой, об коем уже начинали отзываться равнодушно и ставили его на одну доску со многими актерами, которые награждаются так щедро рукоплесканиями во вседневных водевилях и прочих забавных пьесах. На слугу тоже надеялся, потому что заметил в актере [Афанасьеве. ] большое внимание к словам и замечательность. Зато оба наши приятели, Бобчинский и Добчинский, вышли сверх ожидания, дурны. [Воспитанники Крамалей и Петров, выбранные самим Гоголем. ] Хотя я и думал, что они будут дурны, ибо, создавая этих двух маленьких человечков я воображал в их коже Щепкина и Рязанцова, но все-таки я думал, что их наружность и положение, в котором они находятся, их как-нибудь вынесет и не так обкарикатурит. Сделалось напротив: вышла именно карикатура. Уже перед началом представления, увидевши их костюмированными, я ахнул. Эти два человека, в существе своем довольно опрятные, толстенькие, с прилично приглаженными волосами, очутились в каких-то нескладных, превысоких седых париках, всклоченные, неопрятные, взъерошенные, с выдернутыми огромными манишками; а на сцене оказались до такой степени кривляками, что, просто, было невыносимо. Вообще костюмировка большей части пьесы была очень плоха и карикатурна. Я как бы предчувствовал это, когда просил, чтобы сделать одну репетицию в костюмах; но мне стали говорить, что это вовсе не нужно и не в обычае, и что актеры уж знают свое дело. Заметивши, что цены словам моим давали не много, я оставил их в покое. Еще раз повторяю: тоска, тоска! Не знаю сам, отчего одолевает меня тоска.
ИЗ ДНЕВНИКА А. В. НИКИТЕНКО
28 марта 1836 г.
Комедия Гоголя «Ревизор» наделала много шуму. Ее беспрестанно дают — почти через день. Государь был на первом представлении, хлопал и много смеялся. Я попал на третье представление. Была государыня с наследником и великими княжнами. Их эта комедия тоже много тешила. Государь даже велел министрам ехать смотреть «Ревизора». Впереди меня, в креслах, сидели князь Чернышев [Алдр. Ив. Чернышев (1786–1857) — в то время граф, позже «светлейший князь» — военный министр. ] и граф Канкрин. [Граф Егор Франц. Канкрин (1774–1845) — министр финансов. ] Первый выражал свое полное удовольствие; второй только сказал:
— Стоило ли ехать смотреть эту глупую фарсу.
Многие полагают, что правительство напрасно одобряет эту пьесу, в которой оно так жестоко порицается. Я виделся вчера с Гоголем. Он имеет вид великого человека, преследуемого оскорбленным самолюбием. Впрочем, Гоголь действительно сделал важное дело. Впечатление, произведенное его комедией много прибавляет к тем впечатлениям, которые накопляются в умах от существующего у нас порядка вещей.
Никитенко, стр. 273–274.
ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ И. И. ПАНАЕВА
I
… «Ревизор» Гоголя имел успех колоссальный, но в первые минуты этого успеха никто даже из самых жарких поклонников Гоголя не понимал вполне значения этого произведения и не предчувствовал, какой огромный переворот должен совершить автор этой комедии. Кукольник после представления «Ревизора» только иронически ухмылялся и, не отрицая таланта в Гоголе, замечал: «а все-таки это фарс, недостойный искусства».
Панаев, «Литературные воспоминания».
II
…Барон Розен [Егор Фед. Розен (см. выше) — поэт и драматург. ] был уверен в том, что он глубокий и единственный в России знаток драматического искусства и величайший драматический поэт. Он очень наивно говаривал нараспев и с резким немецким акцентом:
— Из всего немецкого репертуара, без сомнения, самая замечательная вещь — это «Ифигения» Гете. Ее мог бы перевести один Жуковский и то только под моим руководством.
Впоследствии он гордился тем, что когда Гоголь, на вечере у Жуковского, в первый раз прочел своего «Ревизора», он один из всех присутствовавших не показал автору ни малейшего одобрения и даже ни разу не улыбнулся, и сожалел о Пушкине, который увлекся этим оскорбительным для искусства фарсом и во всё время чтения катался от смеха.
В мнении о «Ревизоре» два драматических писателя-врага, Кукольник и Розен, всегда иронически посматривавшие друг на друга и ни в чем не сходившиеся, сошлись совершенно.
Панаев, «Литературные воспоминания».
П. А. ВЯЗЕМСКИЙ — А. И. ТУРГЕНЕВУ
Пб., 8 апреля 1836 г.
…Субботы Жуковского процветают, но давно без писем твоих. Один Гоголь, которого Жуковский называет Гоголёк (никто не равняется с Жуковским в перековеркании имен; помнишь ли, когда он звал Дашкова Дашенькою?) [Дм. Вас. Дашков (1788–1839) — лит. критик, член «Арзамаса».] оживляет их своими рассказами. В последнюю субботу читал он нам повесть об носе, который пропал с лица неожиданно у какого-то коллежского асессора и очутился после в Казанском соборе в мундире министерства просвещения. Уморительно смешно. Много настоящего [юмора]. Коллежский асессор, встретясь с носом своим, говорит ему: «Удивляюсь, что нахожу вас здесь; вам, кажется, должно бы знать свое место». И чтобы и мое письмо не пропало, а попало к своему месту, то есть, тебе под нос, а я не остался бы с носом, кончаю и отправляю письмо в министерство иностранное.
«Остафьевский Архив», т. Ill, стр. 313–314.
А. О. СМИРНОВА — П. А. ВЯЗЕМСКОМУ
4 мая 1836 г.
Благодарю за «Современник», [Первый том «Современника», где были напечатаны «Утро делового человела» и «Коляска», вышел в апреле 1836 г. ] я его вкушаю с чувством и расстановкой, разом проглотив Чиновников и Коляску Гоголя, смеясь, как редко смеются, а я никогда. Ведь это однако Плетнев открыл это маленькое сокровище; у него чутье очень верное, он его распознал с первой встречи.
«Русский Архив», 1884 г., № 4.
П. А. ВЯЗЕМСКИЙ — А. И. ТУРГЕНЕВУ
Петерб., 8 мая 1836 г.
…Вот тебе «Современник» и «Ревизор». Прочти «Ревизора» и заключи, сколько толков раздаются о нем. [Все претендуют на то, чтобы быть «бόльшими монархистами, чем монарх»,] и все гневаются, что позволили играть эту пиесу, которая, впрочем, имела блистательный и полный успех на сцене, хотя не успех общего одобрения. Неимоверно что за глупые суждения слышишь о ней, особенно в высшем ряду общества. «Как будто есть такой город в России». Во-первых, вероятно, и есть, а во-вторых, мог бы быть, и для комика довольно и этой возможности. Комик не историк, не статистик нравов. Комик в некотором отношении карикатурный живо писец нравов, Гогарт общества и только. [Вильям Гогарт (1697–1765) — английский художник-жанрист. ] «Как не представить хотя одного честного, порядочного человека. Будто их нет в России». Разумеется, есть, но честный человек не входит в объем плана, который расчертил перед собою автор. Вы требуете фасада, а он хотел показать вам один угол, чтобы тем сильнее сосредоточить [световые эффекты] и внимание ваше. [«Впрочем, в пиесе есть честный человек», сказал я всенародно, «это правительство, разрешившее ее представление, ибо оно не узнаёт себя в этой картине, признаёт существование этих злоупотреблений, более или менее присущих природе человеческой, подавляет их, когда они обнаруживаются, — доказательство этому в заглавии пиесы „Ревизор“ — и хочет внушить к ним отвращение, предавая их осмеянию и презрению на сцене».]
