Но пока Бах еще в Веймаре, прекрасно устроенный и обласканный герцогом. Жалованье достаточно приличное, интеллектуальный кружок единомышленников не только приятен, но и полезен для развития. Даже с устройством быта все складывается на редкость удачно. В Веймаре живет двоюродная сестра Марии Барбары. Она согласилась помогать по хозяйству жене Баха, освободив той немного времени для прогулок с супругом.
В таких благоприятных условиях родились почти все великие органные сочинения композитора. Звучащий вневременной Солярис создал не умудренный печалями старец, не монах, отрешившийся от мира, а вполне преуспевающий и веселый молодой человек, еще не достигший тридцатилетия.
Глава восьмая.
СТРАННЫЙ ЛЮБОВНЫЙ РОМАН
Некоторые исследователи считают: органа в Веймаре было слишком много, Бах пресытился им к концу службы. Тяготился обязанностями гофорганиста. А уехав из Веймара, уже почти не писал органной музыки, только в последние годы начал приводить свой органный архив в порядок.
Можно подумать, композитор вообще не выделял орган из ряда других музыкальных инструментов, играя на нем «по случаю». Устроился органистом — хорошо, скрипачом или руководителем хора — тоже неплохо, никакой разницы.
Разумеется, Бах, как любой музыкант широкого профиля, умеющий играть на разных инструментах, занимался многими видами деятельности, даже и немузыкальными, например преподавал латынь школьникам. Действительно, после Веймара он не только перестал играть на органе, но и некоторое время совсем не писал духовной музыки. Его следующий работодатель, князь Кетенский, будучи кальвинистом, вообще не признавал музыку в церкви. В этот период Бах создавал светские кантаты и играл на клавесине.
Но к органу, этому монументальному звуковому собору, у композитора всегда было особое отношение. Не случайно ведь его наперебой приглашали на экспертизы. Бах прекрасно знал внутреннее строение этого инструмента, чувствовал индивидуальность каждого из них. Иногда он даже влюблялся в какую-нибудь особенно совершенную конструкцию из дерева и труб.
Одно из баховских путешествий веймарских времен, до сих пор ставящее в тупик исследователей, вероятно, относится к таким «любовным романам».
Дело случилось в 1713 году в городе Галле, куда Баха пригласили ознакомиться с органом, построенным по задумке Фридриха Вильгельма Цахау. Умерший меньше года назад Цахау считался первым музыкантом в городе. Когда-то у него учился Гендель.
Бах осмотрел инструмент со своей обычной тщательностью. Проверил, не свистит ли где-нибудь воздух, не фальшивит ли какой из регистров. После технического знакомства сел просто поиграть…
Возможно, звучание этого инструмента особенно удачно сочеталось с акустикой помещения. Нам никогда не узнать, какими звуковыми «феромонами» прельстил орган нашего аудиала. Но когда Себастьяну предложили занять место Цахау — он согласился. Даже написал для Галле кантату, «на пробу», и исполнил ее.
Человек в высшей степени порядочный — как же он мог забыть про свои обязательства перед добрым герцогом, дающим ему столько поблажек? А главное, ради чего? Никакой материальной выгоды переезд в Галле не давал — одни убытки. В Веймаре Бах получал 200 талеров 9 грошей. Галльский магистрат обещал только 171 талер 12 грошей.
Иоганн Себастьян вернулся в Веймар, обнадежив галльский магистрат. Они ждали теперь окончательного ответа. А он все не приходил.
Представим себе: с возбужденно горящими глазами Бах влетает домой и с порога начинает рассказывать Марии Барбаре… а о чем он может сообщить? О том, что нужно срочно собирать вещи и переезжать в другой город, где все хуже: жалованье меньше, служба не придворная, да еще жена лишится помощницы, ибо как двоюродные сестры ни дружны — одна не бросит свой дом ради другой?
Он раздраженно обрывает рассказ на полуслове и быстро выходит из комнаты. Надо отказаться, пока слухи не дошли до герцога. Он уже готов писать письмо, но слышит шаги за спиной и тихий голос Марии Барбары:
— А он правда звучит так чудесно, как ты говоришь?
Композитор тяжело вздыхает. Жена продолжает нерешительно:
— Но тогда… тогда ведь нужно ехать…
Она из рода Бахов.
До герцога слухи все же дошли. Он серьезно обеспокоился, поскольку совершенно не собирался терять такого престижного камермузикуса. Принял решительные меры по удержанию. Для начала увеличил Баху жалованье до 234 талеров 12 грошей. Потом повысил в ранге до вице-капельмейстера, сместив сына Дрезе. А там уже рукой подать до капельмейстера. Композитор мог ликовать — заветное местечко само шло к нему.
«Поздравляю. Теперь можно и отказаться от Галле», — сказал Баху Вальтер. Остальные друзья считали точно так же. Schein-Bewerbung (мнимое оспаривание вакансии ради повышения в должности по месту службы) прошло превосходно. Новое служебное положение и новый гонорар куда больше соответствовали таланту композитора. Зачем стыдиться? Так поступают все музыканты, это принято.
Неужели его поведение можно трактовать подобным образом? А вдруг если и правда так? Зачем он заигрывал с галльским магистратом? Что греха таить, Бах сейчас, как никогда, нуждается в деньгах. Близнецы, родившиеся год назад, возможно, выжили бы, позови он самого дорогого лекаря. Хотя все в руках Божиих… А сейчас Мария Барбара опять на сносях.
Как же поступить? Терять добытое жалованье, тащить беременную жену в чужой город, лишая ее помощницы? И ради чего? Ради своей репутации или все же из-за того «особого» звучания?
А галльские власти ждут ответа. Недоумевают, затем негодуют. Себастьян решается послать отказ, но магистрат требует объяснений. Как это так? Господин органист дал согласие, заставил людей ждать несколько месяцев, а теперь отказывается!
Завязывается переписка. Бах оправдывается, из-за чувства вины тон его писем несколько высокомерен. Слава богу, Галле далеко и приходится писать. При личной встрече он наломал бы дров…
* * *
«…То обстоятельство, что мой отказ от вожделенного (как Вы полагаете) места органиста удивляет высокочтимую церковную коллегию, меня не удивляет нисколько, ведь я вижу, как плохо она вникла в дело. Вы полагаете, я хлопотал об упомянутом месте органиста, не ведая, что делаю. Я прекрасно знаю, что ходатайствовал о назначении и что высокочтимая коллегия остановилась на мне; ибо, представившись, я сразу же намеревался уехать, и лишь волеизъявление и любезные настояния господина Хайнецциуса вынудили меня сочинить и исполнить ту самую вещь. К тому же не приходится предполагать, что человек поедет туда, где ему будет хуже; но за две-три недели с определенностью узнать об этом я не мог, ибо совершенно уверен в том, что там, где, помимо жалованья, приходится принимать в расчет акциденции, своего заработка не узнаешь и за несколько лет, а не то что за 14 дней; и в этом в какой-то мере состоит причина того, что должность была мною принята, а затем отвергнута. Но из всего этого отнюдь не следует заключать, будто я для того выкинул такой номер перед высокочтимой коллегией, чтобы добиться от моего всемилостивейшего господина прибавки к жалованью, ибо оный и без того уже так много оказал мне милостей за мою службу и мое искусство, что ради увеличения своего жалованья мне не пристало ездить в Галле. Так что сожалею, что столь несомненные увещевания коллегии имели весьма сомнительный исход, и добавлю еще вот что: получи я в Галле столь же хорошее жалованье, как здесь в Веймаре, неужели же я не предпочел бы тамошнюю службу здешней? Вы как юрист лучше всего можете об этом судить, и да дозволено мне будет просить, чтоб Вы довели эти оправдания мои до сведения высокочтимой коллегии, — остаюсь Вашего высокоблагородия покорнейший слуга Йог. Себ. Бах, концертмейстер и придворный органист».
