Ознакомительная версия.
От восстановления производства к конфронтации в обществе
Для того чтобы понять коллективизацию, надо вспомнить ситуацию, преобладавшую в советской деревне в 20-е годы.
С 1921 года большевики сосредоточили свои усилия на переводе промышленности на социалистические принципы. В то же время они пытались восстановить производительные силы на селе, поддерживая частное производство и мелкомасштабный капитализм, которым они пытались руководить и направлять в различные формы кооперации.
Эти цели были достигнуты к 1927–1928 годам. Дэвис писал:
«Между 1922-м и 1926 годами Новая экономическая политика в общем и целом имела потрясающий успех… Продукция крестьянских хозяйств в 1926 году сравнялась с объемами сельского хозяйства до революции, включая и продукцию помещичьих хозяйств.
Производство зерна примерно сравнялось с довоенным уровнем, а производство картофеля превышало этот уровень на 75 %… Поголовье скота в 1928 году превысило уровень 1914 года на 7–10 % по крупному рогатому скоту и свиньям… Отношение необходимой посевной площади к объему выпускаемой сельскохозяйственной продукции в 1928 году было ниже, чем в 1913-м, – хороший усредненный показатель сельскохозяйственного прогресса»{130}.
Социалистическая революция принесла многие выгоды крестьянам. Безземельным крестьянам были розданы наделы. Слишком большие семьи смогли разделиться.
В 1927 году в стране было от 24 до 25 миллионов крестьянских семей против 19,5 миллиона в 1917-м. Численность семей изменилась с 6,1 до 5,3 человек на одну семью.
Прямые налоги и арендная плата были значительно ниже, чем при старом режиме. Крестьяне удерживали и потребляли большую долю своих урожаев. «В 1926/27 годах объемы поставок зерна для городов, армии, промышленности и на экспорт составили только 10 миллионов тонн, тогда как в 1909–1913 годах в среднем поступало 18,8 миллиона тонн»{131}.
В то время, когда большевики поощряли крестьян создавать разного рода кооперативы, и были созданы первые экспериментальные колхозы.
Вопрос был в определении того, как в дальнейшем привести крестьян к социализму, хотя и сам график движения к новому строю был еще не ясен. Однако в целом к 1927 году на селе уже существовали некоторые элементы социализма, хотя преимущественным был единоличный труд на собственном наделе. В 1927 году 38 % крестьян были организованы в потребительские кооперативы, но руководили там зажиточные крестьяне. Эти кооперативы получали 50 % сельскохозяйственных субсидий, остальное вкладывалось в частные землевладения, в основном в кулацкие{132}.
Должно быть очевидно, что в начале социалистического строительства партия большевиков имела слабые позиции на селе.
В 1917 году на всю Россию было 16 700 крестьян-большевиков. В ходе следующих четырех лет Гражданской войны большое число молодых крестьян вступило в партию, возглавив крестьянские массы. В 1921 году уже было 185 300 крестьян-большевиков. Но в основном это были сыновья крестьян, призванные в Красную армию. В мирное время политические идеи этих молодых бойцов должны были пройти испытания. Ленин организовал первую контрольную чистку, как необходимое продолжение кампании массового набора в партию. Проводилась проверка членов партии на минимальное соответствие званию «коммунист». Из общего числа 200 тысяч крестьян – членов партии было исключено 44,7 %{133}.
1 октября 1928 года из общего числа 1 360 000 членов и кандидатов в члены партии 198 тысяч (или 14,5 %) составляли крестьяне или сельскохозяйственные работники по их бывшей профессии{134}. На селе было по одному члену партии на каждые 420 жителей и 20 700 партийных ячеек, одна на четыре деревни. Эти небольшие числа приобретали особое значение при их сравнении с количеством «кадров» царского режима, православной и других церквей того времени, а таковых на селе было 60 тысяч!{135}
Сельская молодежь составляла величайший резерв партии. В 1928 году в Комсомоле состоял миллион молодых крестьян{136}. Солдаты, служившие в Красной армии во время Гражданской войны, а также 180 тысяч крестьянских сыновей, ежегодно пополнявших армию, где они получали коммунистическое воспитание, были в целом сторонниками нового строя{137}.
Характер русского крестьянина
Здесь большевики столкнулись с проблемой.
По существу, деревней все еще управляли привилегированные классы и царская и православная идеология. Крестьянские массы продолжали пребывать в отсталости, в работе использовались в основном деревянные инструменты. Кулаки зачастую захватывали власть в кооперативах, кредитных фондах и даже сельских Советах. Со времен Столыпина в деревне господствовали взгляды буржуазных сельскохозяйственных специалистов. Они продолжали оказывать большое влияние на сторонников современного частного сельскохозяйственного производства. Девяносто процентов земли продолжало обрабатываться в соответствии с традиционной общинной деревенской системой, в которой верховодили зажиточные крестьяне{138}.
Злейшими «врагами» большевиков были крайняя нищета и невежество, которыми характеризовалась крестьянская масса. Было относительно просто одолеть царя и помещиков. Но как победить варварство, суеверие и умственную отсталость? Гражданская война полностью разрушила деревню, за десять лет советского строя были внедрены начала массовой культуры и коммунистического управления. Но традиционные характеристики крестьянства оставались все теми же, столь же важными, как и всегда.
Доктор Эмиль Джозеф Диллон жил в России с 1877 по 1914 год. Профессор нескольких русских университетов, он был также и главным редактором русской газеты. Он побывал во всех частях империи. Он знал министров, знать, бюрократов и поколение добившихся успеха революционеров. Его свидетельство о русском крестьянстве подтверждает некоторые выводы.
Сначала он описывает материальную нищету, в которой пребывало большинство крестьян:
«Русский крестьянин… ложится спать в шесть, даже в пять часов зимой, потому что он не может себе позволить купить керосин для освещения. Не может позволить себе и мяса, яиц, масла, молока, зачастую и капусты и живет на черном хлебе и картошке. Живет, вы спросите? Он помирает от недостатка этих продуктов»{139}.
Затем Диллон пишет о культурной и политической отсталости крестьянства:
«Сельское население… было средневековым в своих основах, азиатским в своих стремлениях и доисторическим во взглядах на жизнь. Крестьяне верили, что японцы победили в Маньчжурской войне, приняв форму микробов, попадая в обувь русских солдат, кусая их за ноги и вызывая тем самым их смерть. Когда в округе случалась эпидемия, они часто убивали докторов за „отравление колодцев и распространение мора“. Они все еще с удовольствием сжигали ведьм, выкапывали мертвых, чтобы прогнать привидение, раздевали догола неверных жен на морозе, запрягали их в телеги и заставляли возить их по деревне… И когда единственное, что сдерживало эту громаду в относительном порядке, внезапно исчезло, последствия для общества оказались катастрофическими… Многие поколения между этими людьми и анархией стояла хрупкая перегородка, основанная на их примитивной вере в Бога и Царя, но, начиная с Маньчжурской кампании, она быстро улетучилась»{140}.
Ознакомительная версия.
