Подробности убийства царя, которые постепенно становятся известны — ужасные. Теперь уже, пожалуй, нет сомнения, что чудовищно убиты также царица и дети царя, что распоряжение было дано здешним центральным правительством, а полномочия по выбору времени и формы исполнения были переданы Екатеринбургскому совету.
Нам здесь часто задают вопрос, почему Германия в Брестском мире не потребовала выдачи царской фамилии нейтральному государству, например, Дании, с взятием обязательств с соответствующего правительства о недопущении возвращения в Россию членов императорской семьи с целью оказания поддержки контрреволюции, вполне справедливо замечают здесь, что подобный акт рыцарства и милосердия по отношению к бывшему противнику Германии значительно увеличил бы число ее сторонников. Антанта почти ничего не сделала для своего прежнего союзника, но у нее и не было средств добиться его вызволения. Подобное требование с нашей стороны Россия приняла бы, как и все другие, без сопротивления. Похоже, что наше правительство руководствовалось двумя соображениями. С одной стороны, наши левые партии расценили бы такой шаг как вмешательство во внутренние дела России и поддержку реакции, с другой — не было уверенности, что если с выдачей царя согласятся, то ей воспрепятствует покушение на царя и его убийство, которое произойдет, естественно, «против воли и к большому сожалению правительства Советов», определенные попытки оказания содействия царской фамилии дипломатическим путем вообще-то предпринимались.
Вчера вечером пришло сообщение, что Ярославль капитулировал. Одновременно правительство пожаловалось на поведение немецкой комиссии попечения военнопленных. При этом утверждается, что немцы взяли восставших «белых» под свою защиту, захватили власть в городе и обвиняются в том, что как не признавшие «законное» правительство советов они нарушили свой нейтралитет и экстерриториальность, для проверки обстоятельств, о которых было сообщено, конечно же односторонне, сегодня ночью спецпоездом выехали Радек и немецкий лейтенант Гербер, в совершенстве владеющий русским языком.
Победа по всей линии, включая Ярославль, над внутренним врагом, придаст правительству новые силы. За последние две недели нашло подтверждение представление о том, что только поддержка извне может вызвать перелом в ходе событий. Контрреволюция способна свергнуть коммунистов только в том случае, если будет единство всех их противников. Спорят вокруг горящего дома и дают ему разрушиться, так как не могут договориться о способах его тушения. Здесь мог бы помочь только диктатор, поддерживаемый внешней силой, он не должен зависеть от партии, его девизом должно стать: «Установление порядка и права, а все остальное решается конституционным собранием под защитой диктатуры, за которой сохраняется исполнительная власть». Наша позиция о необходимости отступиться от большевиков не находит поддержки у министерства иностранных дел на Вильгельмштрассе. Нами было предложено перевести миссию в Петербург или Смоленск, чтобы, как нейтральные государства и Антанта, иметь контакт с Россией, но в то же время показать ей, что 6 июля не оставлено без последствий. О том, что следует покинуть Россию, нет и речи, это и не желательно, поскольку мы не хотим, чтобы создалось впечатление, будто мы пытаемся избежать какой-то опасности.
В качестве нового посланника должен прибыть государственный министр Гельферих[71]. Выбор личности такого ранга и такого политического значения говорит о том, что наше правительство не верит в возможность разрыва отношений или даже не предполагает возможности хотя бы ослабления отношений, дабы не нанести урон авторитету Германии. Мы, солдаты, здесь в Москве полагаем, что министерство иностранных дел тихонько радуется мертвым параграфам, появлению Дополнительных договоров, составляемых его превосходительством Криге вместе с Иоффе и Красиным, и при этом совершенно забывает, что здесь авторитет германской империи находится в опасности, что все мы, находящиеся здесь, расцениваем это как бесполезную бумажную работу. Какое значение могут иметь форпосты и патрулирование, если находящийся в тылу руководитель не считается с их донесениями или если он ценит выше сведения вражеского агента? Неизгладимое впечатление произвела на меня недавно записка министерства иностранных дел, в которой говорится, что с мнением дипломатической миссии нельзя согласиться, поскольку большевистский посланник, господин Иоффе, придерживается иного мнения.
Так называемый «Гамбургский бюллетень», в котором сообщается о реорганизации нашей службы иностранных дел, прав прежде всего в том, что наши дипломаты должны набираться из различных сфер государственной службы. Чем больше число претендентов на освобождающиеся посты, а позднее — для занимания более высоких постов, тем строже отбор и тем больше вероятность, что, несмотря на возможность ошибок, наверху останутся действительно достойные люди. Само по себе отношение численности атташе и советников миссии к более высоким постам министерства иностранных дел таково, что о настоящем выборе, например, в том виде, как это делается в армии для генерального штаба, не может быть и речи. Преобразование политики, ее все большая переориентация на экономическое соперничество и все большая направленность дипломатии на то, чтобы представлять народы и их экономические интересы, а не быть связующим звеном между дворами, требуют другой и более широкой подготовительной базы.
23 июля.
Занятость и напряженность отношений до сих пор не давали мне возможности коснуться некоторых важных вопросов. К ним относятся, в первую очередь, установление торговых отношений и использование русского сырья и товаров для находящейся в блокаде Германии. По крайней мере, отдельными штрихами я обрисую свои впечатления. Несмотря на развал русской экономики и промышленности, общую дезорганизацию и печальное состояние средств связи, возможности для торговли все-таки имеются, так как в результате почти полного прекращения с 1914 года экспорта в России накопились значительные запасы. Советское правительство сознает, что имея такие резервы на складах, оно обладает по отношению к нам важным козырем. Ввиду национализации внешней торговли и угрозы смертной казнью за нарушение декрета, товарообмен в сколько-нибудь значительном объеме без посредничества советского правительства невозможен. Проводимые в настоящее время переговоры в Берлине должны изменить это положение, в то время как все попытки, предпринимавшиеся в течение четверти года, оканчивались полной неудачей. Но у нас здесь по праву задаются вопросом, окажется ли предполагаемый через несколько недель обмен, в случае благоприятного заключения и лояльного осуществления дополнительных договоров, все еще своевременным, чтобы усилить Германию для заключения мира. Такая надежда была одной из причин заключения Брестского мира, и о ней говорилось в свое время от лица нашего правительства. Как и в вопросе обмена военнопленными, нас не покидает мысль, не содержит ли сам мирный договор обязательные двусторонние обязательства в виде дополнительных соглашений. Здесь также следовало бы заверить русских, что в случае быстрого и корректного выполнения ими своих обязательств, они получат заманчивые встречные поставки и что им даже пойдут на уступки в территориальном вопросе; и в то же время, в случае саботирования договоров. Германия будет иметь право на определенные штрафные санкции. Тогда нам не пришлось бы, в этом нет сомнений, безуспешно работать здесь в течение трех месяцев с использованием многочисленного персонала торговых агентов.
