Так, в июле 1720 года русский посланник при прусском дворе Александр Головкин докладывал Петру I: «Капитан Чернышев с десятью большими гренадерами сюда приехал и высокий указ вашего императорского величества исправно мне отдал, по которому третьего дня оных гренадеров его королевскому величеству Прусскому королю при отправлении надлежащего комплекта я презентовал»[62].
О том, какими были те гренадеры, свидетельствуют дошедшие до наших дней изображения, выполненные маслом на картоне в натуральную величину. Картины были переданы в дар Николаю I наследниками Фридриха Вильгельма, и их выставили в одном из залов Екатерининского дворца в Царском Селе.
Надлежащие «комплименты» и «презенты» и теперь остаются непременным атрибутом дипломатической жизни, однако ныне обращения, обязательные для текстов государственных посланий, грамот, даже личных писем, подкрепленные изысканными «подношениями», в отличие от прежних времен, уже не воспринимаются как действенные аргументы.
Впрочем, размах и щедрость посольских подношений имели и теневую сторону. Дорогие подарки, делаемые посольскими людьми, служили неприкрытой приманкой для иных неустойчивых, падких на наживу политиков. Правителям, мыслящим по-государственному, не имело смысла скупиться, ибо порой благодаря удачно сделанному подношению они получали сведения, значение которых трудно переоценить.
Желание завладеть достоверной информацией, государственными секретами — одна из теневых сторон межгосударственного противостояния. В Коллегии иностранных дел, а затем и в министерстве имелся специальный фонд на так называемые «чрезвычайные расходы», за счет чего оплачивались услуги разного рода конфидентов, приобретались дорогие подарки для коронованных особ, финансировались особого назначения проекты, «тайности подлежащие». Попытки перекупить на свою сторону влиятельных политиков — явление, время от времени и ныне встречающееся в международной практике. История и современность знают примеры, когда алчность — а отнюдь не идейные соображения — подводила людей к государственной измене.
Вот характерный пример. Известный европейский дипломат и политик Талейран — не только признанный авторитет в международной дипломатии: его жизнь насквозь пропитана адом политического цинизма и коварства. Человек, привнесший в политическую жизнь Франции и Европы новые идеи, автор принципа легитимизма в международной политике, Талейран вошел в тайные сношения с российским самодержцем Александром I, донося ему о планах и намерениях своего правителя — Наполеона I. Делал он это не столько по идейным соображениям, сколько корысти ради, регулярно испрашивая у русского императора вознаграждение… Его тайные услуги стоили, несмотря на их безусловную ценность, очень дорого, так что русскому императору приходилось порой умерять аппетит своего высокопоставленного агента, ограничивая размер запрашиваемых им субсидий…[63]
Искусство дипломатии выработало определенный круг смысловых, как теперь говорят — знаковых, сочетаний. Ими точно фиксируются некоторые «стандартные» положения, так что неверное их толкование исключается. «Право вето», «статус-кво», «де-факто», «де-юре», «модус вивенди», «персона грата», «персона нон фата» и т. д. и т. п., — эти понятия давно, переступили границы дипломатического лексикона и широко используются в деловой практике.
Однако термины, стандартные обращения к правителям и посольские дары не исчерпывали вопрос о том, как должны осуществляться сношения на государственном уровне. Тщательная продуманность деталей проведения переговоров приобретала особое значение особенно в тех случаях, когда стороны едва связывала тонкая нить, подтачиваемая всяческими опасениями, предубеждениями, враждебностью.
В июне 1807 года русская армия, потеряв 30 тысяч убитыми и ранеными, потерпела сокрушительное поражение от наполеоновских войск при Фридлянде (Пруссия). Наступавший противник дал возможность русским войскам переправиться через Неман и закрепиться на противоположном берегу. Участников конфликта отделяла друг от друга лишь река. Чтобы преодолеть последствия военного столкновения, сохранив достоинство и победителя, и побежденного, был создан специальный протокол. Желая подчеркнуть абсолютное равенство вступающих в переговоры сторон, на расстоянии, равноудаленном от берегов Немана, был установлен плот с сооруженным над ним шатром. Начало встречи в Тильзите предусматривало синхронное причаливание лодок — и Александр I, и Наполеон I должны были ступить на плот одновременно. Как известно, беседа двух императоров началась с фразы, произнесенной Наполеоном I: «Так из-за чего же мы воюем?»
Что двигало тогда победителем, радевшим о сохранении достоинства русского самодержца? Дело в том, что война с Россией не входила в стратегические планы Наполеона. Более того, ему хотелось видеть Александра I союзником. «Встреча на плоту» послужила отправной точкой для установления взаимоприемлемых на том историческом этапе отношений между Россией и Францией. Наполеоновской дипломатии, сделавшей ставку на тщательную проработку протокольных тонкостей, удалось добиться тогда немалого успеха. В ходе последовавших затем длительных переговоров в Тильзите были подписаны Русско-французский договор о мире и дружбе и Русско-французский договор о наступательном и оборонительном союзе.
Искусство вести переговоры, достигать компромисса, отстаивая то возможное и необходимое, что отвечало бы взаимным интересам, — одно из особо ценимых качеств дипломата. Здесь имеет значение многое, но определяющим остается знание исторических и политических традиций, сильных и слабых сторон оппонентов, психологическая совместимость тех, кто ведет трудный, порой нескончаемый диалог.
«Классическая дипломатия», «тайная дипломатия», «дипломатия новая и старая», «публичная дипломатия», «народная дипломатия», «дипломатия канонерок», «челночная дипломатия», наконец, «рутинная дипломатия» — вот термины, в которых выражаются разные подходы к дипломатической деятельности на разных исторических этапах. Это дает основания говорить, что дипломатия — как наука и как искусство — и прежде, и теперь не стоит на месте.
История знает немало примеров, в частности, «рутинной дипломатии». Особенно ярким, пожалуй, можно назвать длившиеся много лет в прошлом, XX веке переговоры между КНР и СССР по пограничной проблеме. Обреченным вести эти, по сути, бесперспективные дискуссии дипломатам приходилось нелегко. И тем и другим было ясно: без политической воли руководства двух стран решение найдено не будет. Переговорный процесс растянулся на годы. Для непосвященных это действо было лишено глубинного смысла, однако усилиями дипломатов переговоры оставались единственным каналом, с помощью которого страны поддерживали диалог, удерживаясь от радикальных действий. По рассказам профессионального китайского дипломата Лю Гуанджи, переговоры были лишь видимой частью того, что оставалось за официальной чертой. За рамками официальных бесед и встреч находилось время для личного, неформального общения, и именно оно поддерживало незатухающим очаг российско-китайской дружбы, подвергшейся суровому испытанию с переменой политической погоды. Будучи великолепным знатоком русского языка, Лю стал ключевой фигурой таких неформальных контактов, отдавая все свое время, в том числе и личное, расшифровке, переводу, сверке и согласованию бесчисленных документов и протоколов, в которых политическая власть двух стран тогда особенно не нуждалась. Это подорвало его здоровье: он потерял зрение.
