Между тем сдвигов в лучшую сторону не предвиделось. 15 октября все тот же Веддиген на «U-9» потопил броненосный крейсер «Хок», водоизмещением 7 350 т. Вместе с ним погибли 525 матросов. 27 октября во время ходовых испытаний у берегов Северной Ирландии на германскую мину нарвался линейный корабль «Одешес». Его агония продолжалась около 8 часов. За это время с него удалось снять всю команду, насчитывавшую свыше 1 000 человек, но корабль спасти не удалось. Он затонул во время буксировки. «Одешес» был новейшим дредноутом, водоизмещением 23 500 т и вооруженный десятью 343- мм орудиями главного калибра. Его потеря явилась чувствительным ударом для британского флота и долгое время тщательно скрывалась.
Что же тем временем происходило в Адмиралтействе? Поначалу морской министр взялся за руководство с присущей ему кипучей энергией. Черчилль был полон оригинальных идей и новых проектов, подчас вызывавших глубокое изумление у военных моряков. 20 августа Герберт Ричмонд записал в своем дневнике: «Я действительно начинаю верить, что Черчилль не в своем уме. Начиная с прошлого понедельника вся его энергия направлена на формирование военно-морского батальона для операций на побережье, состоящего из резервистов, кочегаров, бывших машинистов, не занятых на кораблях, а также остатков морской пехоты и морских артиллеристов. Мне уже сказали (но едва ли это правда), что будет кавалерия из ополченцев. Джек Фишер будет полковником, Бересфорд и некоторые другие знаменитости вроде Уилфрида Гендерсона со злополучным Оливером — его помощниками, и еще какие-то офицеры, о которых я даже не слышал! Для чего эта сила предназначена, один бог знает. Им будет придана легкая артиллерия, а сейчас они размещены в лагерях и их тренирует буйный Уилфрид (Гендерсон. — Д. Л.). Уинстоном изобретена специальная униформа цвета хаки, но матросского покроя. Вчера ее притащили сюда и вызвали морских лордов полюбоваться. Уинстон радовался, как ребенок! И это начало великой войны, в которой все будущее зависит от правильного использования военного флота!!!»
Но, по мере того как число неудач британского флота множилось, энтузиазм Черчилля начал иссякать. За 3 месяца войны, не считая вдохновляющей стычки у острова Гельголанд, англичане могли пока записать в свой реестр одни поражения. В письме к жене Битти жаловался: «Мы только играем в войну! Мы мечемся как коты в страхе потерять жизнь, потерять корабли и рисковать. Нами правит закон паники, но пока мы не рискнем чем-нибудь, мы ничего и не достигнем!» Запись в дневнике капитан-лейтенанта Бертрама Рамсея прекрасно отразила настроения младших офицеров: «Мне очень не нравится состояние выжидания, когда враг предпринимает что-либо первым…Мы должны иметь наготове план, как вынудить немцев принять сражение в выгодных для нас условиях…»
Каково же было возмущение прессы и британской общественности, ожидавших, что их флот с первых же дней войны нанесет врагу решающее поражение, устроит немцам нечто вроде нового Трафальгара. Вскоре Черчилль и его первый министр лорд принц Луи Баттенберг превратились в настоящих козлов отпущения. Особенно доставалось от желтой прессы последнему. Еще в 1911 г., когда впервые был поднят вопрос о возможности назначения принца Луи первым морским лордом, были сделаны серьезные возражения из-за его принадлежности к высшей немецкой аристократии, что в случае войны могло бы стать нежелательным обстоятельством.
Теперь худшие опасения подтвердились. Началась травля Баттенберга в бульварной прессе. Сразу вспомнили, что Баттенберги являются младшей ветвью дома Гогенцоллернов, что принц Луи через свою жену состоит в довольно близком родстве с принцем Генрихом Прусским, который, как известно, не только родной брат Вильгельма II, но главнокомандующий военно-морскими силами Германии. Естественно, что первое обвинение, предъявленное первому морскому лорду Англии, состояло в том, что он — германский шпион.
Битти в принципе не изменил хорошего отношения к Луи Баттенбергу как к человеку. Однако тема шпиономании не оставила его равнодушным. При этом рассуждения Битти пошли в весьма своеобразном направлении, поскольку адмирал был отъявленным антисемитом. Он искренне считал, что«…германский еврей Эдгар Шпеер и его германская фрау (известная австрийская скрипачка Леонора фон Штош. — Д. Л.) по всем признакам являются германскими шпионами; и их надо посадить; и таких, как они, много». Битти неподдельно возмущался, что«…все эти Шпееры, Вехтеры, Пойманы, Кассели, Опенгеймеры и прочие гогенгеймеры, все немецкие евреи вольны делать, что хотят — это невообразимо».
Черчилль прекрасно понимал, что если дела пойдут так и дальше, ему в правительстве не удержаться. Он уже давно внушал недоверие коллегам по кабинету, не говоря уже об оппозиции, своей напористостью, исключительной самоуверенностью и неудержимым стремлением к вершине политической власти. Сложившаяся критическая ситуация для морского министра вызывала у подавляющего большинства членов либерального кабинета скорее злорадство, нежели сочувствие, и ни один из них не пошевелил бы пальцем, чтобы выручить из нее Черчилля. «Морнинг Пост» уже предсказывала, что Великобританию ожидают на морях дальнейшие просчеты и катастрофы, которые в конечном счете приведут к развалу Империи, если Черчилль останется во главе Адмиралтейства.
Нужно было срочно искать выход самому. 27 октября Асквит писал своей подруге: «Перед обедом сюда пришел Уинстон в довольно мрачном настроении. Строго между мной и тобой, сегодня он пережил ужасную катастрофу на море („Одешес“ подорвался на мине), которую не смею описать из страха, что письмо попадет в чужие руки: это известно только ему и мне и долгое время должно держаться в секрете. Он уже окончательно решил, что настало время для кардинальных перемен в его ведомстве; нашему бедному голубоглазому немцу (Баттенбергу. — Д. Л.) придется уйти…».
Таким образом, Черчилль для начала решил избавиться от своего первого морского лорда. Впоследствии пристрастный биограф Баттенберга адмирал Марк Керр напишет, что отставка его кумира стала результатом «происков некоторых высших чинов, по большей части отставных, которые всегда завидовали принцу Луи из-за его способностей, высокой репутации и любви, которыми он пользовался у подчиненных, доверия, оказываемого ему старшими офицерами в Адмиралтействе». Упрек Марка Керра явно адресован Фишеру и Уилсону, и его никак нельзя считать справедливым. Баттенберг, раздавленный травлей прессы и потоком возмущенных писем, приходивших в Адмиралтейство и правительство, уже давно искал предлога для ухода в отставку. Он, конечно же, не был никаким шпионом, и из людей, облеченных властью никто не воспринимал всерьез выдвигаемых против него обвинений. И тем не менее уход Луи Баттенберга был необходим в интересах дела. Суть сложившейся ситуации удачнее всего вскрыл виконт Эшер: «Иногда есть ощущение, что состав Адмиралтейства нуждается в переменах: личные нападки на принца Луи, сами по себе в высшей степени несправедливые, существенно продвинули дело вперед…Требуется более мощная движущая сила, и они ее найдут».
