Николай Константинович бурно возмущаться не стал. Смирился он, возможно, потому что его мозг был занят новым грандиозным проектом. В Самаре ему не хватало времени не только на светскую жизнь, но даже на прогулки.
В начале лета 1879 года великий князь отправился в новую, длительную экспедицию. В ней было задействовано около полусотни специалистов, в том числе маститых. Экспедиция побывала в Туркестане, Самарканде, Бухаре, Хиве. Всюду Николай Константинович проводил изыскания и налаживал отношения с местными эмирами и беями.
Через десять недель экспедиция вернулась в России. Она была большим событием в тогдашней научной жизни страны. Все её участники получили награды и почётные дипломы. А великий князь Николай Константинович — нет. Хотя он написал много ценных статей. За право публикации их между собой боролись солидные научные журналы.
Печатать статьи правительство запретило. Лишь под давлением видных учёных «вето» было снято с немногих из них. По указке свыше опубликованы они были анонимно. Но одна статья всё равно вызвала сенсацию — о системе орошения засушливых и пустынных земель.
Обрадованный великий князь начал требовать воссоединения с женой. И снова получил отказ. Видя такое отношение властей, Ростовцев стал перед ними выслуживаться, а перед Ники — задирать нос. Он придирался к великому князю по пустякам, хамил, оскорблял. Николай Константинович вскипел и дал сдачи. Генерал накапал в Петербург.
Из дневника военного министра Д. А. Милютина:
«1880 г. 1 марта. Вчера был у меня полковник Ростовцев, приставленный дядькой к великому князю Николаю Константиновичу. Ростовцев говорит, что он окончательно убедился, во время прошлогоднего путешествия по реке Аму, в ненормальном состоянии умственных способностей Николая Константиновича; но, к сожалению, бывшее недавно свидание с его отцом, в Твери, принесло скорее вред, чем пользу, потому что великий князь Константин Николаевич не хочет признавать психическое расстройство в своём сыне и в своих с ним объяснениях внушил ему новые сумасбродства.
Ростовцев рассказывал мне проделки Николая Константиновича с ханом хивинским, который в угоду племянника русского падишаха, пустил воду из Аму в старое русло, но, к счастью, воды этой было так мало, что никаких дурных последствий от того не произошло; эта комедия только потешила Николая Константиновича и удовлетворила его сумасбродную жажду славы».
Разбираться в конфликте между Ростовцевым и великим князем послали психиатра Балинского. Светило стал на сторону своего давнего пациента. В своём отчёте он нашёл оправдание его поведению. Профессор рекомендовал смягчить режим и освободить от опеки грубых жандармов. Почти выпустить на свободу.
Петербург принял соломоново решение. Ростовцева убрали, но волю великому князю не дали. Его перевезли в имение Пустынька близ северной столицы. Там поместили в глубине парка в неказистом домишке, обнесённом высоким забором. Целью было отрезать Ники от остального мира. Жену, конечно, не прислали, да и от научной работы отлучили.
До Петербурга от Пустыньки было рукой подать. Но великого князя не навещали ни мать с отцом и братьями, ни офицеры его полков, ни бывшие любовницы, ни собутыльники. Кроме старого лакея Савёлова.
Он как бы был, и в то же время его не было.
Николай Константинович стал «железной маской» династии Романовых. Второй после императора Иоанна VI Антоновича (1740-64), томившегося неподалеку в Шлиссельбурге. Царя убили в результате неудачного заговора Мировича, а что с ним будет?
Ники старался об этом не думать.
Первого марта 1881 года после ряда неудачных покушений террористы всё-таки убили Александра II. Кстати, недалеко от дома, где жила Фанни. Вскоре из газеты Ники узнал, что среди душегубов была худенькая и невзрачная Соня, выпросившая у него миллион на революцию, — Софья Перовская. Миллион был получен за старинные иконы, украденные из домовой церкви Мраморного дворца.
Великий князь стал мучительно размышлять: а не пошёл ли этот миллион на убийство любимого дяди?
Слабым утешением служило то, что деньги взял Савин. А Савин есть Савин. Он их мог прогулять. Если не все, то большую их часть. Но даже если он честно передал миллион революционерам, то за семь лет деньги могли быть потрачены на другие дела.
А вдруг не потратили? Берегли для убийства государя?
Новым императором Александром III стал двоюродный брат, товарищ по детским играм — Саша Медведь. В день смерти дяди Николай Константинович написал ему письмо:
«Ваше величество, прошу вас позволить мне проститься с покойным государем и помолиться за упокой души его, которая ныне вошла в Царствие Небесное… Дабы проститься с прахом государя моего, на отпевание готов я прибыть даже в цепях! Прошу вас, ваше величество, по великой доброте вашей дозволить мне вернуться в Петербург на малое время».
Написав, стал думать: через кого же его переправить царю? Решил: лучше всего для этой цели подходит мать. Она в глубине души, наверняка, всё ещё любит его.
О дальнейшем рассказывает графиня Клейнмихель:
«Великая княгиня, часто звавшая меня к себе поболтать со мною, со слезами на глазах показывала мне это письмо и ответ на него императора Александра III своему кузену: «Ты недостоин поклониться праху моего отца, которого ты так глубоко огорчил. Не забывай того, что ты покрыл нас всех позором. Сколько я живу, ты не увидишь Петербурга».
Затем великая княгиня показала мне ещё записку на французском языке, посланную ей Александром III: «Милая тётя Санни, я знаю, что вы назовёте меня жестоким, но вы не знаете, за кого вы хлопочете. Вы послужили причиной моего гнева на Николая. Целую вашу ручку. Вас любящий племянник Саша».
«Можешь ли ты догадаться, что он этим хотел сказать?» Я не имела об этом ни малейшего представления, и лишь долго спустя получила по этому поводу разъяснение от министра народного просвещения, статс-секретаря Головнина, большого друга великого князя Константина. Непоколебимая строгость Александра III была вызвана сообщением ему из Ташкента (где великий князь Николай был интернирован), в котором говорилось, — быть может, совершенно несправедливо — будто Николай Константинович чрезвычайно грубо отзывался о своей матери…»
Так или иначе, новый император углубил трещину в отношениях между сыном и матерью. Ответом на письмо великого князя Николая стал его перевод в Павловск. Но не в отчий дом, а в крепость, пустовавшую со времён императора Павла Первому. Которому Ники поставил памятник.
