и по приглашению Саши Липницкого заглянул на огонёк. Он выскочил из темноты в полосатых тапочках и трениках и пустился в отчаянный пляс, напоминавший судороги бывалого эпилептика.
Через некоторое время выяснилось, что сейшен в «Эрмитаже» оказался последним выступлением для Саши Александрова, и вскоре он покинул группу. Фагот был частью яркого мифа, выстроенного Гребенщиковым в «Правдивой автобиографии», а позднее оказался заметной фигурой на концертах в Тбилиси, Москве, Гори и Клайпеде... Но, начав учиться, он переключился на джазовые проекты, резко отколовшись от «Аквариума».
«Фагот решил поступать в консерваторию и мгновенно исчез с нашего горизонта, — вспоминал позднее Гаккель. — Даже трудно себе представить, что иногда так бывает. Потом он и вовсе уехал в Москву».
В процессе написания книги я нашёл Фагота в Мюнхене, и мы проговорили несколько часов о сотрудничестве с «Аквариумом». Его монолог произвёл сильное впечатление, и в качестве примера приведу один из фрагментов.
«Главный принцип существования людей — это обмен энергией, — немного нервно философствовал Фагот. — А определяющим в этой энергии является знак — «плюс» или «минус». От этого часто и возникают разные пограничные ситуации. Ты спрашивал меня про эволюцию группы? Ну какая может быть эволюция в замкнутом пространстве? Как лодку назовёшь, так она и поплывёт. Аквариум — ёмкость ограниченная, замкнутое пространство, с помещёнными туда персонажами разных видов и мастей. Нужно менять воду, чистить кубатуру, кормить и обеспечивать жизнь, изредка подбрасывая новых жителей взамен не выдержавших законов общежития. Кто-то — хищник и пытается всех съесть. А некоторые гуппи, объединившись, могут дать отпор хищнику, но в этом увлечённом порыве есть вероятность стать пираньями».
Судя по всему, уход Фагота был не безоблачным, но это, пожалуй, и всё, что мне удалось узнать. Поэтому закроем этот кейс и вернёмся к Гребенщикову с Курёхиным, которые следующий «праздник непослушания» устроили в здании Архитектурно-планировочного управления, расположенного неподалёку от станции метро «Маяковская».
«Летом 1982 года меня посылают в командировку в ГлавАПУ, согласовывать чертежи какой-то железной дороги, — рассказывал мне Саша Агеев. — Пока местные специалисты изучают мои документы, я неожиданно узнаю, что вечером здесь будет выступать «Аквариум»... Итак, на дворе июнь, вечер пятницы, все инженеры уже свалили на дачи, а я из чужого кабинета начинаю обзванивать друзей! Потом мне пришлось проводить всех через вахту, якобы — на уточнение чертежей. В итоге народу набился полный зал, а из сотрудников там остались только пожарник и я».
По воспоминаниям очевидцев, зрителям в тот вечер было не до скуки. На сцене бушевали босоногий Гребенщиков, неистовая цыганка Валя Пономарёва из театра «Ромэн», обаятельный алкоголик Болучевский и дорвавшийся до органолы Курёхин. Во время исполнения «Блюза простого человека» Сергей колотил железками по алюминиевой миске, а Гребенщиков журчащим тенором выплёвывал под этот грохот слова: «Мы все бежим в лабаз, продрав глаза едва / Кому-то мил портвейн, кому милей трава / Ты пьёшь свой маленький двойной / И говоришь слова...»
Окончательно перешедший на саксофон Болучевский вспоминал, что в такие моменты Капитан погружался в сильнейший транс. Он начинал лупить по крышке рояля, делая акцент не на мелодии, а на ритме. А после концерта Маэстро не мог понять, почему девять пальцев у него чёрно-фиолетовые, а десятый — сломан.
Во время антракта БГ предупредил музыкантов, что во втором отделении будет «джаггерствовать и ричардствовать». Курёхин с хитринкой на лице предложил повторить трюк Сида Вишеса, исполнившего синатровский хит My Way в фильме The Great Rock ‘n’ Roll Swindle. В итоге роль «сакральной жертвы» досталась песне «Подмосковные вечера», из которой мгновенно был состряпан гаражный боевик. По тем временам это выглядело крайне дерзко — неудивительно, что организаторы давились валидолом, а пожарник с криком: «Я прекращаю это безобразие!» дёрнул рубильник, отключив ток. В полной тишине было слышно, как Дюша Романов орёт со сцены: «А я не знаю дальше слов, а я не знаю больше слов!!!»
«Запись этого концерта производили не мы, но я сразу переписал его на «Ревоксы» у Валерия Петровича Ушакова, — вспоминал Агеев. — Тут же началось распространение катушек по всей Москве. Затем мне позвонил Гребенщиков и сообщил, что концерт получился хороший и ему нужна качественная копия. Я оперативно подготовил плёнку, но честно сказал, что мы переписываем её под названием «Электрошок». Борис не возражал и вскоре получил от нас эту запись, которая пошла по стране именно в таком виде».
Нужно заметить, что несколько эпох спустя идеологи «Отделения ВЫХОД» Коврига и Гапеев попытались издать «Электрошок» коллекционным тиражом. Так случилось, что под давлением крупного лейбла «Триарий», курировавшего выпуск пластинок «Аквариума», Борис активно высказался против этой просветительской акции и даже рассылал «факсы протеста» торговым организациям. Подробности не очень привлекательны, и никто не любит эту историю вспоминать. В итоге концерт в ГлавАПУ всё-таки вышел на компакт-диске, а противоречивые нюансы переговорного процесса навсегда канули в Лету.
Сейчас я часто играю new wave с группой «Аквариум», их лидер Борис Гребенщиков очень талантлив.
Сергей «Капитан» Курёхин, из писем друзьям, 1982
Роль Курёхина в «Аквариуме» становилась всё заметнее. Его бурная фантазия приносила удивительные плоды, и в определённый момент доверие Гребенщикова к творческим методам Капитана стало безграничным. Доходило до того, что если Сергею не нравился какой-либо гармонический ход, то композиция переделывалась. И Бориса такая форма сотрудничества в принципе устраивала.
«Я всегда действую как трансформатор, — признавался музыкантам лидер «Аквариума». — Вначале впитываю в себя некую информацию, а потом у меня возникает потребность эту информацию выдавать. Но уже в той форме, под тем углом и с той энергией, которая меня устраивает. Я воспринимаю себя как посла рок-н-ролла и совершенно не претендую на то, что делаю что-то новое».
Гребенщиков явно скромничал, поскольку его тандем с Капитаном прогрессировал семимильными шагами. К этому моменту внутри группы резко выросли музыкальные требования — как к исполнительскому мастерству, так и к уровню предлагаемых аранжировок. И если Борис интуитивно представлял себе конечный результат, то Курёхин точно понимал, каким способом этого добиться.
«Я не знал людей, которые поглощали тогда большее количество музыкальной информации, чем мы с Гребенщиковым, — рассказывал мне впоследствии Курёхин. — Мы максимально интересовались всем новым, что происходило в музыке, — джаз, ретро, народная музыка и, конечно же, весь рок. Любая интересная информация, которая попадала в поле нашего зрения, немедленно переписывалась на магнитофон. Поэтому все друзья-иностранцы, которые собирались к нам в гости, прекрасно знали, что везти
