Как бы подхватывая мысль Паскаля, Кант в своей работе «Об изначально злом в человеческой природе» (1792) тоже говорит об «извращенности и коварстве человеческого сердца»: «Эта нечестность — самому себе пускать пыль в глаза, мешающая утверждению в нас подлинно морального образа мыслей, превращается внешне в лицемерие и в одурачивание других. Если это и нельзя называть злостностью, то оно по меньшей мере заслуживает названия низости и кроется в том злом [начале] человеческой природы, которое… составляет тронутое гнилью место нашего рода и, пока мы не избавимся от него, будет препятствовать развитию зачатков доброго, которое при других условиях могло бы произойти» (39, 4, ч. 2, 41). Говоря далее о себялюбии как принципе наших моральных максим, Кант считает его «источником всего злого».
Важно отметить то обстоятельство, что Паскаль возлагает ответственность за это зло не на естественную материальную природу, не на метафизическую неизменную сущность человека, но на его волю (сердце и есть воля), которая делает объектом своей высшей любви несовершенного и ограниченного человека. Именно духовное начало в нем является источником и «величия» и «ничтожества» человека. В конце концов мифическая первоначальная «природа» ничего не определяет в нравственном отношении, и потому она не добра и не зла сама по себе. Она лишь средство в руках человека: все зависит от того, что он сумеет сделать из своей «природы». «Привычка есть вторая природа, — говорит Паскаль, — которая разрушает первую. Но что такое природа? Почему привычка не является естественной? Я очень боюсь, что эта природа сама есть только первая привычка…» (14, 514, фр. 126). Благодаря внешней привычке можно научиться внутренней добродетели. Таким образом, у Паскаля нет первоначальной и неизменной «природы» человека, которая бы фатально обусловливала всю его последующую жизнь. Категории добра и зла характеризуют то или иное нравственное состояние человека, возникшее уже в результате обработки «природы», и потому человек ответствен за то добро или зло, которое он несет в мир. В этом своем решении Паскаль противостоит как тем, которые считали «природного человека» злым (например, Т. Гоббсу, видевшему в «злой природе» людей источник войны всех против всех), так и тем, которые считали его добрым (скажем, Ж. Ж. Руссо, усматривавшему в «доброй природе» источник солидарности и равенства между людьми). Впоследствии Гегель также обратил внимание на нравственную нейтральность естественного состояния человека и связал добро и зло с волей, ответственной за то или другое, что он называл «виновностью», или «вменяемостью» (см. 31, 2, 259–260).
Вера Паскаля в возможность изменения «природы», ее улучшения посредством воспитания и культуры встретила живое понимание Гельвеция, глубоко убежденного во всемогуществе воспитания. «Своеобразие характера каждого человека есть (как замечает Паскаль) продукт его первых привычек», — читаем в произведении Гельвеция «О человеке» (32, 2, 181).
В себялюбии Паскаль видел настоящий «камень преткновения» на пути нравственного совершенствования человека. Оно не только заставляет его сознательно закрывать глаза на свои недостатки, но и мешает ему их разглядеть, являясь как бы невидимой и вместе с тем основательной их завесой. Благодаря себялюбию люди более склонны фиксировать внимание на своем «величии», чем на «ничтожестве». Тогда они впадают в гордость и тщеславие и, не ведая своих слабостей, начинают мнить себя всезнающими и всемогущими, на деле оказываясь в плену у собственных пороков.
Для «профилактики» этого «нравственного загнивания» Паскаль предлагает весьма радикальное средство — ненависть к нашему собственному Я, источнику себялюбия: «Истинная и единственная добродетель состоит в том, чтобы ненавидеть себя…» (14, 581, фр. 564). «Кто не способен ненавидеть свое Я, а также инстинкт, побуждающий его делать из себя бога, тот находится в крайнем ослеплении. Даже тот, кто совсем ничего не видит, не столь далек от истины и справедливости, как он!» (там же, 586, фр. 617). Дурно «обожествлять» себя с нравственной точки зрения, ибо нравственный идеал, так сказать «высокое небо нравственности», надо искать не в себе, а в другом существе, поистине достойном нашей самоотверженной любви. Но это идеальное и совершенное существо может быть только богом. Отсюда «мы должны любить только бога и ненавидеть только себя» (там же, 546. фр. 373).
Дурно «обожествлять» себя и с социальной точки зрения, потому что и другие могут делать то же самое, что неминуемо обернулось бы бесконечными конфликтами между людьми, ибо никто не потерпел бы других «над собой», но каждый захотел бы встать выше всех. Лучше любить других людей, говорит Паскаль, поскольку они есть «образ божий» (см. там же, 623, фр. 931). Вспомним и о том, что Паскаль признает «величие» каждого человека и его способность к добру, которые также надо любить. Таким образом, формула «надо ненавидеть себя» относится не к человеку вообще, а только к его «ничтожеству».
Сколько упреков, нареканий и прямых обвинений получил Паскаль за эту свою нравственную максиму! Чего в ней только не видели: человеконенавистничество, уничижение человека, христианский аскетизм и т. д. Но здесь реальная нравственная проблема: о вреде эгоизма и «заслонах» против него. Паскаль выдвигает свою формулу во имя нравственного идеала и нравственно совершенной личности, которая в беспощадной требовательности к себе усматривает источник нравственной неуспокоенности и морального роста. В ясном сознании своих недостатков человек, согласно Паскалю, обретает истинное нравственное величие.
Ф. Достоевский и Л. Толстой высоко ценили эту максиму Паскаля. Но французские просветители, особенно Вольтер, резко выступили против нее, противопоставив ей концепцию «разумного эгоизма». Если Паскаль указывает на вред себялюбия, считая его источником беспорядка в обществе, то Вольтер говорит о его необходимости и полезности: «На нем покоится весь порядок. Невозможно, чтобы общество сформировалось и существовало без себялюбия, как невозможно создавать детей без вожделения и думать о пропитании без аппетита. Именно любовь к нам самим присутствует в нашей любви к другим; именно через наши многочисленные нужды мы полезны роду человеческому; это — основа всякой коммерции; в этом состоит вечная связь между людьми… Именно себялюбие, данное каждому живому существу от природы, научило его уважать себялюбие других. Закон направляет это себялюбие, а религия его совершенствует», — пишет Вольтер в своем «Анти-Паскале» (100, 22, 37).
Далее он апеллирует к богу, давшему людям этот «инстинкт», который они должны использовать по назначению. Бог мог бы его и не давать — вот тогда мы бы все делали только из милосердия и любви к другим людям, совершенно не думая о самих себе. Так что следование логике себялюбия, согласно Вольтеру, есть исполнение повеления божия.
