Ознакомительная версия.
Некоторое время спустя Шрайдер покончил с Национальным комитетом, арестовав его вождей – Коса Ворринка, Луиса Ворринка и Рингерса. Насколько мне известно, с ними неплохо обращались, и позже они стали вождями Голландской рабочей партии, которая принимала некоторое участие в создании послевоенного правительства.
В ноябре 1942 года я перевел штаб IIIF в Дриберген, в нескольких километрах к востоку от Зейста, а также организовал туда перевод службы радиоперехвата Гейнрихса. Отдел IVE при ЗИПО также завел в Дрибергене небольшой штаб для связи с нами.
После того как зимой 1941/42 года стало ясно, что большая часть немецких сил надолго застряла на востоке, немецкое командование на западе перешло к оборонительной тактике. Налицо имелось лишь несколько дивизий сомнительной боеспособности и несколько резервных формирований. Ускорилось строительство Атлантического вала, в состав которого входило и голландское побережье. В мае 1942 года персонал штаба вермахта вернули из Гааги в Хилвер-сюм, а вместе с ним переместили и штаб абвера.
Я воспользовался этой возможностью, чтобы вывести отдел IIIF из состава штаба абвера, поскольку многочисленный голландский и немецкий вспомогательный персонал, работавший рядом с нами в Схевенингене, вызывал у меня известное беспокойство с точки зрения секретности и безопасности нашей работы. Дриберген был удобен тем, что располагался в центре страны, а большое расстояние между домами, удаленными от промзон, способствовало безопасности. Отдел IIIF располагался здесь до конца войны, и никто так и не узнал, чем он занимается. После войны я слышал от бывших участников голландского подполья, что они принимали его за административное подразделение ОРПО. Эта ошибка вполне понятна, так как к нам постоянно приходили чиновники ОРПО в форме, а мои люди вне конторы обычно ходили в штатском.
В то же время была перемещена и часть радиосети «Северного полюса», которая ранее работала из Гааги, Гауды, Роттердама, Нордвейка и Амстердама. Теперь передатчики располагались в Эйндховене, Хертогенбосе, Утрехте, Хилверсюме, Арнеме и Дрибергене. Мы старались, чтобы ни один передатчик слишком долго не вещал из одного места, так как не имели сведений о точном состоянии вражеских средств пеленгации и всегда допускали, что она постоянно ведется «с той стороны» в целях контроля.
Более того, Дриберген имел еще и то преимущество, что в этом городе размещался штаб командующего германской ночной истребительной авиацией в северо-западной зоне. Я поддерживал тесные контакты с его штабом со времени массовых сбросов осенью 1942 года. IС при этом штабе обеспечивал первоклассную поддержку наших операций. Выдающийся летчик и многосторонний спортсмен, он был всегда готов часами катать меня над Голландией в своем «шторхе» в то время, когда я искал новые места для сброса. С воздуха их найти было гораздо проще, чем с земли, поскольку требовалось выбирать районы вдали от жилых домов, крупных дорог и военных объектов. Естественно, следовало избегать наличия по соседству зенитных батарей и постов наблюдения за воздухом.
Большинство мест для сброса, использовавшихся во время операции «Северный полюс» (всего их насчитывалось около тридцати), располагалось в малонаселенном районе Велюве, некоторые – к востоку и северу от Стенвейка, и одно – восточнее Ассена. Однако одно из самых интересных было создано по приказу из Лондона на берегу залива Зейдер-Зе южнее Схеллингхаута, в нескольких милях восточнее Хорна. В этом месте в море на парашютах были сброшены два агента в купальных костюмах, и им пришлось плыть на световые сигналы, которые мы подавали с дамбы. Операция прошла неудачно – агенты в темноте запутались в стропах парашютов, и мы в конце концов вытащили их на берег совершенно выдохшимися. В результате попытки такого рода больше не предпринимались. Особой нашей любовью пользовалось место сброса примерно в десяти километрах от Дрибергена, около Дартхейзена, поскольку оно избавляло нас от бесконечных ночных поездок порой в несколько сотен километров. Иногда моей маленькой команде приходилось бодрствовать несколько ночей подряд, так как сбросы нередко осуществлялись в трех или четырех, а то и в шести местах одновременно, а во время полной луны по приказу «с той стороны» операции шли три или четыре ночи подряд.
Подготовка к приему велась по определенной программе и превратилась в круглосуточный процесс, в котором не было ничего романтического или возбуждающего. Когда в отношении конкретной группы агентов мы получали положительное число, нам оставалось лишь передать кодовое послание в ЗИПО, ОРПО и в станцию абвера в Хилвер-сюме, чтобы привести всю машину в движение. Принимающий комитет и все прочие заинтересованные лица сразу же узнавали, где им собираться и какое место сброса будет задействовано. Например, кодовое послание «Визит № 17 двух дам сегодня вечером» означало, что в наступающую ночь двух агентов сбросят в месте № 17. Иногда я откомандировывал к принимающему комитету двоих своих радистов, задачей которых было сообщать о развитии событий в дрибергенский штаб. Они настраивали свои передатчики, производили проверку связи, а затем соблюдали радиомолчание до того момента, как прилетит самолет и состоится сброс. Если к концу отведенного периода самолета не появлялось, они спрашивали, отправились ли в путь «специалисты» или «можно ли приступать к демонтажу» – иными словами, может ли отряд покинуть район. Информацию о вражеских полетах сообщали нам радарные станции люфтваффе, благодаря чему мы быстро могли передать в район сброса соответствующую инструкцию.
Естественно, наши радиопереговоры следовало тщательно маскировать, и мы использовали заранее обговоренные сигналы, соответствовавшие всем вообразимым вопросам и донесениям. Например:
AAA – прибыл, сбросил, улетел.
АХХ – самолет прибыл, кружил над районом, но не нашел точку сброса.
АХА – прибыл, не нашел район сброса, улетел.
Поскольку мы никогда не знали наверняка, не раскрыта ли наша игра и не выдал ли нас кто-нибудь, то и не могли предугадать, что нас ожидает во время очередной операции. Недооценивать врага не стоило – союзные разведки, особенно СОЕ, во Франции, на Балканах и в Польше проделали выдающуюся работу. Всегда приходилось считаться с возможностью бомбардировки точки сброса, и сигнал «ВВВ» должен был означать «бомбы», служа предупреждением всем прочим районам, если бы враг задумал накрыть нас бомбами в шести разных точках за одну ночь…
Центральная радиостанция по прямой телефонной линии передавала донесения с мест сброса в центр управления ночными истребителями около Хардервейка. Обычно я лично присутствовал там во время важнейших операций по сбросу, чтобы наблюдать за каждым этапом процедуры и выпустить ночные истребители в нужный момент. Центр управления ночными истребителями представлял собой большой тускло освещенный зал; в его центре стоял огромный стол, покрытый слегка подсвеченным снизу матовым стеклом, на котором были показаны границы Голландии, береговая линия и Зейдер-Зе, наложенные на квадратную сетку. Когда радарные станции засекали приближающийся вражеский самолет, на обширном светлом пространстве стола, далеко за линией островов, появлялась ярко-красная точка. Одновременно на темной стене комнаты рядом со шкалой, обозначавшей высоту, начинала плясать вторая светлая точка. «Специалистов» можно было определить достаточно уверенно, так как они обычно летели по одному конкретному маршруту, известному нам по опыту. Они пересекали остров Тексел, шли примерно до середины Зейдер-Зе и оттуда брали курс на место сброса. Затем красная точка неожиданно начала описывать круги по матовому стеклу – один раз, второй, а иногда и третий, – после чего вторая точка исчезала со шкалы высоты: самолет спускался ниже 900 футов.
Ознакомительная версия.
