Сын Х., игравший в комнате, взглянул на улицу. — Ничего страшного, — сказал он мне. — Комендант этого района каждое воскресенье заходит в бистро на углу. Он считает, что тут самый лучший коньяк в регионе. Если вы хоть немного посмотрите, вы хорошо посмеетесь. Давайте пошпионим вместе. У мальчишки было скрытное выражение лица.
Я увидел, как комендант вышел во двор кафе и повалился в кучу навоза. — Это не комендант, — триумфальным тоном рассказал мне мальчик. — Происходит вот что. Комендант выпивает бутылку коньяка. Когда он добрый и пьяный, он требует от владельца бара поменяться с ним одеждой. А владелец бара от отвращения специально вываливает бошевский мундир в навозе. Ребенок беззвучно рассмеялся, и я сперва последовал его примеру. Но потом меня заинтересовало: не испытывает ли сам комендант ненависть к своей форме и, освободившись при помощи алкоголя, не прибегает ли он к помощи «заместителя», чтобы тот покрыл ее грязью.
* * *
Чувствительность немцев выражается порой в самых странных формах.
Молодая медсестра, которую я знал, лечила капитана СС. Он начал усердно за ней ухаживать, что приводило девушку в ярость. — Мне нравится, когда ты сердишься, — говорил эсэсовец, — от этого ты становишься еще красивее.
— Это не трудно, — ответила медсестра. — Для этого мне только нужно взглянуть на боша.
И капитан был очарован. Но частенько он говорил:
— Я хотел бы стать проповедником, чтобы слова мои обладали непреодолимой силой, и чтобы все французы были у моих ног. А ты обнимала бы мои колени.
Я не знаю, что мне думать об этом. Фанатизм или чистая жестокость? Потребность властвовать и быть любимым одновременно? Мазохизм? Духовный садизм?
* * *
Лемаска перевели в другую тюрьму. Там он встретился с одним из товарищей, который после допросов в очень плохой форме. Матильда организовала его спасение силами основной боевой группы в тот день, когда его в последний раз перевозили из тюрьмы в суд. Все было готово. Наши люди приготовились открыть огонь. Но Лемаск, державший за руку своего измученного товарища, отрицательно покачал головой Матильде и пошел, поддерживая другого, который едва переставлял ноги. На выходе из Дворца правосудия оба были переданы Гестапо. Меня охватил приступ гнева по отношению к Лемаску. Но он, несомненно, нашел своего Легрэна.
* * *
Жена Феликса просит разрешить ей работать с нами. Она совершенно ничего не знала о подпольной деятельности Феликса. Она узнала об его конце от одного из наших эмиссаров, передавшего ей деньги для облегчения ее материальной нужды. Эмиссар этот получил четкие инструкции ничего не рассказывать ей о деталях организации, никаких связей, ничего, что могло бы навести на нас. Жена Феликса отказалась от денег и тихо заплакала. — Мой несчастный муж, — повторяла она. — Если бы я только знала, если бы я знала. Она не могла простить себе, что так часто ругала Феликса за его отлучки, попрекала очевидной ленью.
Я понятия не имею, как ей удалось выйти на одного из наших людей. Через нескольких посредников ее просьба, наконец, дошла до Матильды, которая только одна знала мое убежище, и передала эту просьбу мне. Жена Феликса станет курьером. Это самая опасная работа, но жены казненных товарищей всегда выполняют эти миссии лучше, чем кто-либо.
Мы берем на себя ответственность за чахоточного маленького сына Феликса.
Вопрос детей всегда очень тяжелый. Их сотни, может быть, тысячи, оставшихся без отца или без матери. Расстрелянных, посаженных в тюрьму, депортированных. Я знаю случаи, когда дети сопровождали своих арестованных родителей прямо до тюремных ворот, пока их оттуда не прогнали охранники. Я знаю другие случаи, когда дети оставались одни, оставленные в квартирах, откуда увели их родителей. И другие случаи, когда первой мыслью этих детей было выбежать из дома и предупредить друзей о западне.
Я знаю женщину, занимавшуюся перевозкой британских солдат и летчиков через испанскую границу. Она переводила их одного за другим под видом больных, сама играла роль жены, показывала документы, избегала провалов. Для полной семейной комедии ее всегда сопровождал семилетний сын. Она совершила такую поездку пятьдесят четыре раза. Потом уловку раскрыли. Ее расстреляли. Мы так никогда и не узнали, что стало с сыном.
* * *
Лемаска доставили в номер 87. Он упал в обморок через полчаса допроса. Затем он пришел в себя. И проглотил таблетку цианида.
* * *
Самое последнее изобретение гестаповских следователей. Они сверлят десну иглой бормашины, пока не дойдут до челюстной кости.
* * *
Я послал Матильду и Жана-Франсуа на инспектирование наших радиостанций, вернее, того, что от их осталось, одну за другим.
Мы вступили в полосу неудач.
В начале движения Сопротивления мы могли посылать наши точки и тире без большого риска. У немцев не было достаточно сил, чтобы уделять значительное внимание секретным передатчикам, и было мало оборудования. Но в то время нам не хватало передатчиков, опытных операторов, постоянных связей с Англией. Работа делалась неорганизованно и примитивно. Сегодня мы бесконечно лучше оснащены и обучены. Но, с другой стороны, враг тоже не дремал. У него теперь отличный технический персонал и первоклассные радиопеленгационные машины, замаскированные под машины развозки товаров, «Красного креста» или почты, которые патрулируют, крейсируют, кружатся и шпионят по всей стране.
Мне удалось наблюдать, как одна из таких машин приближалась к цели. Она двигалась очень медленно, со скоростью пешехода. У каждого дома она останавливалась на секунду и снова гладко и тихо стартовала. Со стороны казалось, что внутри нее неумолимый механизм, ярд за ярдом сжимая радиус, приближался к цели. Впечатление было таким, как будто удушающий монстр ощупывал одно жилище за другим, пропуская свои щупальца сквозь стены.
Машине потребовалось немногим больше часа с того момента, когда она впервые засекла волну, чтобы найти место, где работала станция. Полтора часа — это очень мало чтобы установить контакт с Лондоном и передать сообщения. Поэтому начинается борьба. Пока радист работает на своем месте, один его товарищ стоит у окна, а другой дежурит на улице. Как только он замечает крадущегося зверя и понимает, в каком направлении тот движется, то подает заранее условленный сигнал человеку у окна. Тот, в свою очередь, предупреждает радиста. Это игра скорости и удачи. В последнюю неделю мы ее проиграли.
Аякса взяли совершенно неожиданно. Его наблюдатели следили за фасадом дома. А Гестапо приехало по аллее с тылу. В этот раз пеленгатор стоял на пожарной машине, и по ее пожарной лестнице немецкие полицейские попали в окно квартиры. Аякс отомстил как сумел. Он спросил своего помощника:
