Программа парашютной подготовки дивизией как в 1948, так и в 1949 г. выполнена полностью. За 1949 г. дивизией совершено 39 855 прыжков с аэростата и самолётов.
При совершении прыжков в 1948 году катастроф в дивизии не было; в 1949 году произошла 1 катастрофа, в которой погиб 1 человек; тяжёлых травм от прыжков в 1949 году было 17. В текущем году под руководством и при участии генерала Маргелова были проведены тактические учения с фактической выброской и высадкой рот, батальонов и полков, штабные учения штабов дивизий и полков. Все учения организовывались лично генералом Маргеловым и проведены поучительно. При проведении занятий с офицерами на учениях с войсками генерал Маргелов успешно применяет опыт Отечественной войны и богатый личный опыт действий в тылу противника и знания, полученные в Академии.
Вступив в командование ВД дивизией, генерал Маргелов быстро, энергично, умело изучил ВД подготовку войск, штабов и офицеров. Лично совершил три прыжка, хотя по имеющимся последствиям ранения на войне прыгать не должен».
После такой аттестации в декабре 1949 года командующему воздушно-десантной армией ничего не оставалось делать, как только заключить: «К осени 1950 года...может быть выдвинут на должность командира воздушно-десантного корпуса» и поставить свою подпись.
Так генерал-майор В.ф. Маргелов был зачислен кандидатом на должность командира воздушно-десантного корпуса. Последнюю подпись поставил председатель высшей аттестационной комиссии маршал Советского Союза А. М. Василевский.
Но случилось это намного раньше установленного наверху срока — 15 апреля 1950 года.
37-й гвардейский воздушно-десантный корпус на тот момент находился в Приамурье. Время всё ещё было послевоенное, а значит, всё те же трудности: обустройство на пустом месте. Строили же, как правило, силами частей корпуса в суровых условиях амурских морозов. А людей нужно было не просто разместить, но и укрыть, а ещё и обогреть. При этом не снимались задачи и с боевой подготовки. Парашютные прыжки, тактические учения, стрельбы, освоение техники — осталось всё.
Кроме того, корпус оперативно подчинялся командующему 1-й Отдельной Краснознамённой армией, что только удваивало все возникшие проблемы разом. Ибо генерал-полковник Д. Д. Лелюшенко слыл военачальником специфическим: властным и деспотичным. Нередко решения принимал непродуманно, практически эмоционально, а служебные совещания превращал в издевательские экзамены по знанию уставов и технических характеристик бронетехники.
Оно и понятно, Дмитрий Данилович Лелюшенко был дважды Героем Советского Союза, с 1918-го до 1933-го служил исключительно в кавалерии, в том числе в 1-й Конной армии Будённого. Затем стал танковым командиром. В годы войны командовал армиями, в том числе и гвардейской танковой. Словом, власти ему было не занимать.
Вот и получалось, что комкор Маргелов буквально разрывался на части, выполняя не только свои прямые обязанности, но и проявляя удивительное дипломатическое искусство с целью ослабления напряжённой обстановки, исходящей от армейского руководства.
Жил Василий Филиппович скромно и здесь, занимая половину одноэтажного барачного типа строения напротив штаба корпуса. Всё отличие комкора заключалось в двухметровом дощатом заборе, которым оно было обнесено.
Кабинет генерала также не отличался изысканностью: «Кабинет полуосвещен, горит настольная лампа и одна лампочка под потолком. В довольно просторном кабинете два канцелярских стола, поставленных Т-образно, десятка полтора простых стульев по стенкам. В углу металлический сейф, на нём два шлакоблочных кирпича, по видимому, строительные образцы. Портрет Сталина в рамке. Скромное убранство кабинета говорило о том, что хозяин его не очень-то долго засиживается здесь и равнодушен к излишним украшательствам».
Именно таким увидел кабинет Маргелова Алексей Васильевич Кукушкин, назначенный после окончания Военной академии им. Фрунзе в штаб 37-го корпуса.
А вот перед ним и сам хозяин кабинета: «Посреди кабинета стоял генерал в гимнастёрке со звездой Героя, синих шароварах с лампасами и унтах. Стройная, ладная атлетическая фигура, подпоясанная генеральским ремнем без портупеи. Приятное, если не сказать красивое, лицо славянского типа несколько портил шрам на щеке. Твёрдо сжатые губы и характерные складки указывали на решительный характер и волю».
Алексей Васильевич честно признаётся: «он мне понравился».
«Я чётко доложил, что прибыл для прохождения службы в штаб корпуса.
— Ты, академик, по-честному скажи мне — с желанием прибыл к нам или нет? — хриплым голосом спросил комкор.
— По правде, товарищ генерал, без всякого желания!
— Григорий Павлович, — обратился он к подполковнику в авиационной форме, сидевшему у приставного стола (позднее я узнал, что это был начальник ПДС корпуса Паньков Григорий Павлович), — ты посмотри на него! Ещё и гвоздя не забил, а тоже — не хочу у вас работать! Присылают нам всяких м...ов, будто у нас не десантный корпус, а румынский бардак!
Он нервно ходил по кабинету, торопливо затягивался папиросой и продолжал громко ругаться, не выбирая выражений.
Обозлённый таким поворотом разговора, к тому же с утра голодный, я резко прервав его, сказал:
— Товарищ генерал! Что Вы ругаетесь? Вы спросили меня, я Вам честно ответил. Но я Вам докладываю, что раз прибыл в корпус, значит, и работать буду добросовестно.
— Спасибо! Уважил... — насмешливо проговорил комкор и тут же задал мне в лоб другой, не менее провокационный вопрос:
— Скажи по-честному, водку пьёшь?
— Пью, товарищ генерал!
— Ну, вот, такую мать! Всех пьяниц к нам в корпус присылают. У нас своих выпивох, как цыган на ярмарке!
— Товарищ генерал! Выпиваю не часто, лишь по случаю и умеренно, — пытался оправдаться я.
— Пить не надо вообще и даже умеренно.
И, слегка улыбнувшись в сторону Панькова, добавил:
— Ну, разве что в праздники, да и то революционные... А прыгать будешь?
— Раз приехал в воздушно-десантный корпус, значит, и прыгать буду, — ответил я.
— Это уже лучше, — выдохнув струю дыма, сказал генерал.
— Теперь слушай, что надо знать десантнику, чтобы освоить прыжок с парашютом. Во-первых, научиться укладывать его. Хорошо уложишь — на 50 процентов жив! Во-вторых, правильно отделиться от самолёта. Рот раскроешь — весь завтрак через задницу вылетит. Если отделишься коровой, обязательно что-нибудь да запутается, а если всё сделаешь правильно, на 50 процентов жив будешь!
Комкор ходил по кабинету и, рубя рукой воздух, продолжал:
— Я вот по-честному тебе, академик, скажу. Сам по два раза обе ноги ломал. Но вот теперь освоил и ничего... хожу. <...>
