Мины рвались уже без перерыва. На развалинах моста. На левом берегу. На крыше утонувшего танка.
- Видите, капитан, - сказал комбат, - я предупреждал вас. Немцы пристреляли мост . А вы строите в сорока метрах от него. Дальше надо бы.
- Приказ есть приказ, товарищ майор. Я не могу передвинуть точку, поставленную на моей карте.
- У вас будут большие потери. Хорошо еще, что немцы не могут корректировать огонь.
Капитан изо всей силы ударил ледышку носком сапога. Ледышка отрикошетила метров на пятнадцать, ударившись в каток танка.
- Точка на карте... Такая злость иногда берет. Такая злость. Что ж вы, бляди, людей губите? Ведь можно воевать думаючи. Точка на карте...
Гвардии майор посмотрел по сторонам и тихо сказал:
- Вы уж лучше ледышки футбольте. Хорошо у вас получается. Не то дойдет до смерша... знаете...
Капитан безнадежно махнул рукой.
- Такое чувство у меня сегодня, что смерть убережет меня от смерша. Надраться бы. Так ведь обстановка не позволяет. Точка на карте, ... их мать в три эталона мелких, как пшено, боженят мать!
Огромный сапер с ведром в руке подошел к соседней машине.
- Братцы, бензинчику у вас нельзя разжиться?
- У нас газойль, дизельное топливо.
- А мне все одно. Лишь бы горело.
Через минуту он выплеснул газойль на дощатую стенку большого сарая. Ленивое пламя лизнуло заплесневелую доску Мгновение - и яростный огонь охватил сарай. Со всех сторон гигантский костер окружили вымокшие в реке саперы. Некоторые прямо здесь, на снегу, раздевались до гола и сушили обмундирование. Сюда же приносили раненых.
Стоны и плач. Дикие тени, пляшущие на почерневшем снегу. Матерщина невероятная, не понятно даже, как такое можно придумать. Саперы в ледяной воде. Всплески минных разрывов. "Раз-два, взяли! Еще взяли!" Стук "бабы", заколачивающей сваи.
Все спуталось в моем засыпающем мозгу. Иногда мне просто казалось, что я вижу во сне преисподню.
Мы отдали саперам водку до последней капли. Комбат приказал принести из имения все, что может согреть.
Сарай догорал. На берегу зажигались новые костры. Саперы у моста менялись. Одни приходили. Другие возвращались на мост. Постоянными были только трупы. Их складывали на берегу и укрывали плащ-палатками. Некоторых унесла вода. Мост уходил все дальше к левому берегу. Мы уже не сомневались, что к утру его построят. Если только к утру всех не перебьют.
Снова пришел капитан. С полы его шинели свисали сосульки. Он потащил меня к костру. Мы сели на снарядный ящик. Капитан отцепил флягу и протянул ее мне. Я отказался. Капитан жадно отхлебнул несколько глотков и громко выдохнул воздух.
- Эх, брат, сейчас бы на печь. Да бабу под бок. Жаркую такую. А кругом тепло. И тихо. Вот так бы в последний раз. На прощание перед отбытием. Ох бы и вжарил!
Я молчал. Я не любил, когда говорили об этом. Что-то тревожное переворачивало мое нутро. Я еще не знал, что оно такое - любовь. В школе, правда, я как-то влюбился. Но это было другое. А потом война. Так ни разу не довелось. Ребята подтрунивали надо мной, заводили охальные разговоры. Я вскакивал и убегал. А в догонку раздавался жирный смех моих нечутких друзей. Черт возьми! Некому сейчас надо мной подтрунивать. Пошли девятые сутки наступления.
Минные разрывы внезапно перенеслись к переднему краю. На холмах, захлебываясь, заговорили пулеметы. Выстрелило танковое орудие. Заработал мотор тридцатьчетверки.
Саперы на мосту перестали стучать топорами и смотрели туда, где разрывы гранат слились в сплошной гул.
Над танком старшего лейтенанта взметнулось пламя. Взрыв. Над передовой повисла осветительная ракета. На холмах схватились в рукопашную. Низко над нашими головами прошлась пулеметная трасса.
К берегу прибежал командир роты мотострелков. Задыхаясь, он закричал:
- Счастливчик! Гвардии лейтенант! Давай! Бей из орудий! Нас жмут к воде! Не выдержу! Моих почти не осталось! Кучка всего!
Давай! Не думай!
Мы с капитаном молча переглянулись. Я не мог ответить на его молчаливый вопрос. Не мог. Даже для того, чтобы показаться решительнее и старше. Я неуверенно качнул головой из стороны в сторону.
Капитан тихо сказал:
- Правильно, Утюг. Нельзя бить по своим. - Он помолчал и добавил: Правду говоря, я еще с вечера боялся, что этим кончится.
Капитан посмотрел на саперов, застывших на мосту. Зычная команда вонзилась в грохочущую ночь:
- Батальон! В ружье!
Мне захотелось обнять этого замечательного человека. Но я всегда боялся казаться сентиментальным. Да и вообще мне следовало всегда выглядеть более мужественным, чем другим.
Саперы мгновенно расхватали автоматы и огнеметы. Тяжелый топот сапог и ботинок по бревнам настила. Рывок на понтон. На берег. И уже нарастающее "ура!" понеслрось к холмам. Тугие бичи пламени из огнеметов исхлестали темноту.
Я подумал, что огнеметы - не лучшее оружие для рукопашного боя. Но молодцы саперы. Не только отбили атаку, даже расширили плацдарм.
Мост, как позвоночник ископаемого ящера, низко пригнулся нал водой, мертвый и покинутый. Не сдержал капитан обещания.
Через полчаса из тыла пришли другие саперы. И снова стук топоров. И снова разноголосый визг пил. И когда слипаются веки, мне чудится доброе солнце, теплая полянка в лесу, скользкий прутик с ободранной корой, облепленный муравьями. Я стряхиваю их, облизываю прутик и снова сую его в муравейник. Но, когда я с трудом раздирал глаза, была морозная ночь, горящие холмы и мост, облепленный саперами.
Небо становилось синим и фиолетовым. Седые кудри инея неподвижно повисли на черных ветвях. Побледнели огни пожаров. Экипажи не спали.
Может быть, в эту ночь мы по-настоящему осознали, что на войне тяжело не только танкистам.
Мост прикоснулся к левому берегу. Последние балки настила туго ложились одна к другой., как патроны в обойме.
Уже по мосту выносили раненых. Я ждал. Я надеялся увидеть старшего лейтенанта или кого-нибудь из его экипажа. Тот, с подбитым глазом, дрыхнет, небось, где-то в тылу. Ненавижу!
Вестовой передал приказ комбата - явиться в имение.
Гвардии майор был все в той же спальне. Пахло копотью и спиртом. Голубое утро пробивалось сквозь вычурные кружева широкого занавеса. На голом цветном матраце спал адъютант старший. Штрипки брюк выбились из-под шинели. Комбат обеими руками облокотился о столик трельяжа. Большая русая голова навалилась на ладони.
Коптилка из гильзы восьмидесятипятимиллиметрового снаряда. Алюминиевый бидончик. В таких мы храним воду. Эмалированная кружка.
Неземная тоска сжала меня сейчас сильнее, чем ночью на берегу.
- Товарищ гвардии майор! Явился по вашему приказанию!
