отрочества, но, даже постоянно охотясь и погружаясь в мир провинциальной культуры, он неотступно и мучительно размышлял о будущем своего литературного пути. Новых произведений за это время из-под пера Тургенева вышло крайне мало: он начал, но довольно скоро прекратил работу над своим первым романом «Два поколения», так и оставшимся незавершенным, и написал всего две повести. В долгие месяцы изоляции, если позволяла погода, он проводил время вне дома, на ружейной охоте, дома же с жадностью читал только что опубликованный охотничий труд Аксакова и размышлял над обещанной ему рецензией, активная работа над которой шла с октября по первую половину декабря 1852 года. Эта статья Тургенева стала важнейшим высказыванием, раскрывающим его личную натурфилософию, и одним из самых масштабных по глубине затронутых вопросов философских документов среди всего корпуса обращенных к природе произведений русской литературы и публицистики XIX века. Рецензия стала кульминационным и фундаментальным высказыванием в содержательном диалоге двух писателей, но она бы не смогла увидеть свет, если бы «Записки охотника» не подготовили для нее почву.
Для Тургенева 1852 год стал началом практически двухлетнего периода личных потрясений и творческих размышлений, которые помогли выкристаллизоваться его мыслям об органическом мире и навсегда изменили то, как писатель изображал его в своих произведениях. В центре же всего этого процесса было его сотрудничество и общение с Аксаковым, у которого в тот момент как раз начинался этап невероятной творческой продуктивности, пришедшийся на последние десять лет его жизни.
Знакомство Тургенева с Аксаковым
Тургенев с 1841 года был знаком с Константином Сергеевичем Аксаковым, но лишь в конце 1850 года первый раз встретился с его отцом Сергеем Тимофеевичем, так описавшим впечатление, которое произвел на него более молодой коллега:
На днях я познакомился с Тургеневым, и он мне очень понравился; может быть, его [политические] убеждения ложны или по крайней мере, противны моим, но натура его добрая, простая и суеверно доступная впечатлениям темного, загадочного мира души человеческой1. [132]
В январе 1851 года, за двадцать месяцев до того, как «Записки охотника» были опубликованы отдельным изданием, Тургенев посетил С. Т. Аксакова в Москве и с удовольствием слушал чтение еще не завершенной на тот момент рукописи «Записок ружейного охотника Оренбургской губернии», что доставило Аксакову большое удовольствие. Сразу после этого он написал сыну Ивану:
Когда появились «Записки охотника» Тургенева, я подумал, как бы мне приятно было прочесть ему мои Записки! Мое несбыточное желание исполнилось: ему прочли несколько отрывков, и они были вполне оценены им. Ему захотелось еще послушать, и завтра вечером Константин прочтет ему еще несколько отрывков. Первым слушаньем я был очень доволен [133].
Через год С. Т. Аксаков писал Тургеневу, продолжавшему питать неослабевающий интерес к его книге: «Ваше участие в моих “Охотничьих Записках” и одобрительные слова для меня дороже всех других, и не мудрено: вы соединяете в себе ценителя по литературной и охотничьей части» [Аксаковы 1894а: 463]. Чтобы не оставаться в долгу, Тургенев собирался прочитать Аксакову отрывок из «Записок охотника», не пропущенный в журнал цензурой, но в последний момент встреча сорвалась [Летопись 2011:155]. В феврале 1852 года, за три недели до того, как он узнал о смерти Н. В. Гоголя, Тургенев выражал глубокое восхищение охотничьей книгой Аксакова и приветствовал ее предстоящий выход из печати:
Ваши «Записки» будут дороги не для одних охотников; всякому человеку, не лишенному поэтического чутья – они доставят истинное наслажденье; и потому я готов отвечать за успех их – и литературный – и материальный. А для меня – повторяю – написать им разбор – будет просто праздник [Тургенев 19786, 2: 117].
Охотничий труд Аксакова наконец увидел свет в марте 1852 года, в тот же месяц, когда отдельное издание собственных «Записок охотника» Тургенева было допущено к публикации.
Ровно через неделю после ареста Тургенева его первая рецензия на аксаковские «Записки» вышла в апрельской книжке «Современника» [134]. Эта небольшая заметка состоит из одного абзаца, представляющего книгу, восьми пространных цитат из нее (каждая из которых предваряется одним предложением) и краткого заключения: «Эту книгу нельзя читать без какого-то отрадного, ясного и полного ощущения, подобного тем ощущениям, которые возбуждает в вас сама природа; а выше этой похвалы мы никакой не знаем» [Тургенев 1978а, 4: 508]. Несмотря на столь малый объем, уже в этой, написанной в спешке, статье сквозят намеки на то, что в полной мере проявится во второй тургеневской рецензии на книгу.
5 марта 1852 года было получено цензурное разрешение на издание тургеневских «Записок охотника». Давний друг С. Т. Аксакова Гоголь умер в Москве 21 февраля, о чем Тургенев узнал тремя днями позже в Петербурге. Его горькая статья на смерть Гоголя появилась в «Московских ведомостях» 13 марта и, краткая и скромная по форме, имела для своего автора судьбоносные последствия; Аксаков опубликовал короткий некролог «Письмо к друзьям Гоголя» на той же странице газеты [Schapiro 1982: 93; Летопись 2011: 161, 162] [135]. 16 апреля Тургенев был арестован в Санкт-Петербурге по совершенно очевидно шитому белыми нитками обвинению в публикации заметки о смерти Гоголя в Москве в обход запрета столичной цензуры, в то время как Аксаков, живший и писавший в Москве, не получил за свой некролог никаких взысканий со стороны властей. Тургенев во время всех этих перипетий 1852 года по своему обыкновению делал вид, что всё в порядке, и писал со съезжей супругам Виардо о воодушевлении в свете перспективы использовать предстоящую ссылку как возможность вдоволь поохотиться [Тургенев 19786, 2: 391]. Сослан в свое родовое имение Спасское-Лутовиново он был спустя ровно месяц после ареста. В начале июня он писал Аксаковым: «В моей судьбе, особенно теперь, в деревне, я ничего не вижу ужасного. <…> А сказать между нами, я рад, что высидел месяц в части; мне удалось там взглянуть на русского человека со стороны, которая была мне мало знакома до тех пор» [Тургенев 19786,2:137–138,139]. Много позже, в конце 1860-х годов, Тургенев уже мог позволить себе написать: «Но всё к лучшему; пребывание под арестом, а потом в деревне принесло мне несомненную пользу: оно сблизило меня с такими сторонами русского быта, которые, при обыкновенном ходе вещей, вероятно, ускользнули бы от моего внимания» [Тургенев 1978а, 11: 67]. Если не считать одного (предполагаемого) тайного посещения Москвы весной 1853 года, предпринятого с целью увидеться с Полиной Виардо, он останется в Спасском и его окрестностях на
