Ознакомительная версия.
— Большое спасибо!
И с ранцем на спине я отправился в ближайшее кафе. В результате череды событий я теперь, почти как в мирное время, сидел в этом кафе. Но обстановка моментально изменилась. При обслуживании, показавшемся мне после четырех дней марша с беженцами особенно приятным и желанным, я заказал чашечку кофе. Через мгновение я разговорился с другими солдатами и узнал, что в казарме, куда я по приказу капитана на Висле должен явиться к 18.00, создан лагерь перехвата для отставших фронтовиков, где формируют команды для отправки на фронт. Товарищи рассказали мне также о другой казарме, откуда для танкиста было больше шансов отправиться на запад. С благодарностью я не стал выполнять приказ капитана, а отправился к рекомендованной казарме. Действительно, там собирали отставших танкистов для отправки на запад — сначала в товарном вагоне до Нойрупина, а затем — в Грос-Глинеке под Берлином. В огромном казарменном помещении мы снова с робостью ожидали военно-врачебной комиссии или того, что нас сразу отправят на фронт. Но через пару дней нас отправили в Эрфурт.
Отказ подчиняться и короткие гастроли при танковом корпусе «Фельдхеррнхалле» в Чехословакии
Когда мы прибыли в Эрфурт, то у нас появилась надежда, что мы окончательно ушли от русских и попадем здесь в американский плен. Но, к сожалению, американцы шли очень медленно, и через пару дней я и еще один унтер-офицер получили приказ с десятком солдат каждый отправляться в Силезию в боевую группу Шёрнера. К тому времени кольцо вокруг Германии сжималось все теснее. И что же, мне теперь предстояло в последние дни войны сгореть именно у Шёрнера? «Как мне обойти этот приказ?» — думал я постоянно. Может быть, отправиться в западном направлении? Это казалось мне тогда еще очень опасным. Тогда оставалось отправиться туда, куда приказали. Но уже на вокзале я разговорился с одним унтер-офицером, рассказавшим мне, что поблизости от Праги развернут сборный пункт 24-й танковой дивизии. В поезде я сказал ехавшему со мной унтер-офицеру:
— Послушай, я к Шёрнеру не поеду. Я его слишком хорошо знаю по Никополю. Я слышал, что поблизости от Праги есть сборный пункт. Я пересяду в Хемнице и поеду в Прагу. Поедешь со мной?
Он отказался, как и большинство переданных под нашу команду солдат. Недолго посовещавшись, только двое солдат решили поехать со мной. У других не хватило смелости уклониться от приказанной дороги.
Солдатское послушание или «полные штаны»? Оценив все возможности, я в таком отказе подчиняться увидел лучшее решение для того, чтобы пережить последние дни войны.
Поблизости от Праги, в Миловице, я действительно нашел сборный пункт 24-й танковой дивизии. Там меня встретили вопросом:
— У тебя есть командировочное предписание? — Я вообще не понял вопроса и ответил:
— Нет, сгорело.
— Тогда можешь оставаться и с эшелоном отправишься в танковый корпус «Фельдхеррнхалле», который находится неподалеку от Цнайма.
На следующий день я снова сидел в эшелоне и в последний раз смотрел на машины со скачущим всадником — эмблемой 24-й танковой дивизии.
Мы ехали через Чехословакию с остановкой в Брно, а потом поехали до станции Цнайм. Это происходило за три дня до капитуляции. Когда поезд прибыл на станцию, мы увидели большие ящики, стоявшие на платформах. Солдаты, ехавшие со мной в поезде, наивно думали и с уверенностью в голосе говорили:
— В этих ящиках — секретное оружие фюрера. Мы еще выиграем эту войну.
Я не мог понять, что к тому моменту еще кто-то мог думать, что у нас еще есть хоть какой-то шанс выиграть войну. Но воспитание и нацистская пропаганда давали свои плоды: пары ободранных ящиков на платформе для некоторых солдат было достаточно, чтобы полную безнадежность преобразовать в окончательную победу.
Мы прибыли в танковый корпус «Фельдхеррнхалле» и сразу же увидели, что унтер-офицеры и фельдфебели хотя и носили на рукаве вместе с лентой «Фельдхеррнхалле» голубую ленту с серебряным орлом за выслугу лет, но у них совершенно не было фронтовых наград. Один унтер-офицер рядом со мной заметил:
— Глянь-ка, у них по две голубые птицы, зато грудь совершенно чистая.
Сначала нас оставили в покое. Мы должны были выходить только на утреннее и послеобеденное построение. Потом мы отправились на квартиры. Я подружился с одной девушкой из деревни, находившейся в четырех километрах от нашего расположения. У нее было радио. Поэтому я мог слушать «вражеские голоса» и хорошо знал обстановку. Так 8 мая я узнал о капитуляции.
Бегство в американский плен
8 мая 1945 г.
Главное командование Вермахта извещает:
«С полуночи огонь прекращен на всех фронтах.
По приказу гросс-адмирала Дёница Вермахт прекращает борьбу, ставшую бесперспективной. Таким образом, почти шестилетние героические бои завершены. Они принесли нам великие победы и тяжелые поражения.
Вермахт с честью уступает огромному превосходству.
Германский солдат, верный своей присяге, сделал все для своего народа, подвиги его никогда не будут забыты. Беспримерный подвиг фронта и тыла позднее будет справедливо и окончательно оценен историей.
Подвигам и жертвам немецких солдат на земле, в воде и в воздухе и противник не откажет в уважении.
Поэтому каждый солдат может по праву и гордо сложить оружие и в тяжелейший час в нашей истории может храбро и уверенно приступать к работе во имя вечной жизни нашего народа.
Вермахт помнит в этот час о своих товарищах, оставшихся перед противником.
Погибшие обязывают к безусловной верности, подчинению и дисциплине перед лицом неисчислимых ран истекающего кровью отечества».
В моем подразделении сначала никто не поверил в то, что Германия капитулировала. В полдень 8 мая 1945 года мы построились, и офицер объявил:
— Солдаты, Германия действительно капитулировала, но нам, танковому корпусу «Фельдхеррнхалле», предстоит занять отсечную позицию против русских танков.
В казарме я сразу же спросил своих товарищей:
— Вы пойдете на отсечные позиции? Я — в любом случае сматываюсь на запад!
Большинство находившихся в казарменном помещении товарищей теперь придерживались такого мнения:
— Мы пойдем с тобой на запад!
Вечером нас снова построили, у нас отобрали пистолеты, вместо них выдали карабины и сухой паек. Тогда я дал товарищам команду:
— Давай, сматываемся!
Почти из двадцати солдат, которые еще в казарменном помещении были со мной заодно, теперь, когда Германия капитулировала и никто не мог обвинить в дезертирстве того, кто организованно отходил на запад, со мной пошли только трое. Наша цель была американцы. Постоянная пропаганда нам внушала, что в русском плену нас ждет насилие, ужас, унижение, многолетние страдания, ссылка в Сибирь, а в конце — смерть. Сейчас мы знаем, что во многом это соответствовало действительности. Напротив, американский плен считался гуманным и соответствующим международному праву. Мое пребывание в плену это тоже подтвердило. Однако мне еще повезло, потому что и во многих американских и французских лагерях для военнопленных царили террор, голод, отсутствие гигиены, чего многие немецкие пленные пережить не смогли.
Ознакомительная версия.
