Валентин Гафт - Красные фонари

Это уже за пределами жизни.
Это уже не земная любовь.
Это не то, что кипит, потом брызнет
Спермой горячей, волнующей кровь.

Чьи же мой сон выполняет приказы?
Кто открывает другую главу?
Только не так, только не сразу,
Только в полете, во сне наяву.

Чудо-постель мы расстелем по небу.
Номер. Отель. Это ты. Это я.
Кажется мне, что счастливей я не был.
Сядь. Посиди. Не смотри на меня.

За шоферскою спиною
Познакомились пока
С твоей правою рукою
Моя левая рука.

В ночь уходят вечера, —
Недосказанная ласка.
Каждый божий день с утра
Продлеваю эту сказку.

Я люблю теперь терпенье.
На руке остался след —
Твоего прикосновенья
Неразгаданный секрет.

Я храню твой след, целую.
Я прижму его к себе,
Каждый вечер пеленаю
Эту память о тебе.

На склоне лет я поднимаюсь в горы.
Не поздно ли, товарищ-альпинист?
Патроны кончились, заклинило затворы,
Но главный недостаток — вы артист.
И вот сижу я в кресле, без движенья.
Работает одно воображенье.
Вздымая ввысь дым облаков
Почти без пауз
Природа-повар варит свой обед.
Альпийской кухне миллионы лет.
Но на нее ни жалоб нет, ни кляуз.
Терраса, стол, в руке бокал вина.
Покрякивают утки, тихо воют лодки.
Напротив — озеро, хоть рыба в нем умна,
Но жарится на нашей сковородке.
Локарно, кинофестиваль.
Он мне едва ли нужен.
Я фильм смотрю другой.
Он сделан на века.
Как солнце с тыла жарит облака
И горы к ночи затевают ужин.
Как спят они, покрытые лесами,
Спят, отлежав зеленые бока,
Спят, надышавшись небесами,
Спят, выдыхая облака.

Не спится, ноют плечи
Бурчанье в животе…
Я тихо вою речи
В кромешной темноте.

Собака где-то лает,
Ей кто-то отвечает.
А я лежу, молчу —
Я лаять не хочу.

И с ночи до рассвета
Собаку слышу я.
Она все ждет ответа.
Ответа от меня.

Лежу, как перед боем,
Язык свой прикусив.
Пока я тихо вою,
Но знаю — будет взрыв.

Так иногда порою
Поговорить хочу,
Но только сам с собою,
Поэтому молчу.

На солнце сушатся подушки,
Мои старинные подружки.
Они мои однополчане,
Их место с детства на диване.

А солнце лупит им в макушки,
От духоты опали ушки,
Слюнявых пятен желтизна —
Знак обеззубенного сна.
Следы лоснящихся голов
Двух человеческих полов.

Их жарят как на сковородке,
А рядом коврик хлещут плеткой
Здоровых пара мужиков,
В себя вдыхая пыль веков.
А пыль валит, как дым из пушки,
И стонут коврик и подушки:

«Терпели мы, а нас давили
И спинами, и животами,
Здесь умирали и любили,
Вели смертельный бой с клопами.
Нас резали, перетирали,
Мы знали тысячи секретов:
О как клялись здесь, как здесь врали,
При ярком свете и без света…»

За что, как сломанную койку,
Забыв, что я диван со спинкой,
Меня швырнули на помойку,
Не выдав ни одной слезинки?

За жизнью смерть идет по кругу,
А вот и новая кровать.
Любовники или супруги
Здесь будут к гробу привыкать.

Звоню редактору, как доктору, —
Хочу читать стихи до дрожи.
Так просят помощи у трактора,
Который вытянуть поможет.

Его жена у телефона:
Зубов сначала слышу скрежет,
Потом предательского тона
Слова: «Иди, тебя — все те же!»

Мне с мужем не по фене ботать, —
Читаю утренние всплески,
Чтоб мог он деньги заработать
В совсем не нужной мне поездке!

Как хорошо с тобой в вагоне
Поговорить, посочинять.
В купе я словно царь на троне —
Что я могу еще сказать.

С тобой как с королем в поездке —
Летать спокойно, ездить, плыть.
Все, что ни сделаешь, — все с блеском
С тобой приятно есть и пить…

Все появляется мгновенно —
И карандаш, и чистый лист, —
В тебе с любовью вдохновенно,
Соединились сокровенно
Искусство, Театр и Артист.

Тут даже не к чему придраться,
Хотя поверить трудновато,
Но Шерлок Холмс и доктор Ватсон —
Простые русские ребята.
Не Штирлицем, не Джеймсом Бондом,
Не сверхъестественным десантом,
Ты, Вася, прибыл в город Лондон
По-джентльменски, элегантно.
Ты тот единственный в истории,
Ты настоящий, ты прекрасен,
Ты сыщик высшей категории,
Наш Шерлок Холмс — Ливанов Вася.
И это пик в твоей судьбе:
Без всяких явок и паролей,
Блестяще сыгранною ролью
Ты удивил все ФСБ…

Всегда уверенный в себе,
Завербовавший Конан Дойля,
Пусть доктор Ватсон с тобой в доле,
Но это памятник тебе.