Вопросник Ульянова и его предложения вызвали одобрение.
— Сосчитаем голоса? — победно вскочил Сильвин.
— Ну вот, — иронически улыбнулся Красин. — Недоставало еще игру в считалки затеять!
— Герман Борисович прав, — пропела Якубова. — Считаться нехорошо. В главном же расхождений нет, только в деталях. Так, Степан Иванович?
Радченко пожал плечами.
Ульянов предложил;
— Если нет возражений, то в ближайшее время мы попытаемся связаться с социал-демократическими группами Москвы, Киева, Вильно, а возможно, и другая городов, чтобы обменяться мнениями по сегодняшнему вопросу…
Возражений не было.
А через две недели в Петербург вернулся Кржижановский.
Петр ждал его с нетерпением, при любом удобном случае заворачивал на Коломенскую, 7, к Старкову, где тот держал для Глеба место, — и все же приезд Кржижановского пропустил.
Встретились они неожиданно — в столовой Технологического института. Удивились. Обнялись. Нашли укромное местечко у окна.
— До чего же, Петя, я по нашей северной Пальмире соскучился! — громким шепотом говорил Глеб, притиснув небольшое острое плечо к широкому плечу Петра. — Точнее, по вас! Восемь месяцев не был! Привык к другому окружению. Представь себе косматых алхимиков, которые ждут взрыва от смеси туманных фраз и заклинаний. Серьезных массовиков мало, да и те слишком замкнуты. Делал что мог. Издали следил за вами. Старался уловить каждый новый поворот мысли, событий. Издали видней. И знаешь, что понял? Старик — это глыба, которая перегородила поток и теперь пускает его в другом направлении. Сегодня я говорил с ним. Отвык. Такое ощущение, будто из заросшего бурьяном переулка вынесся на громыхающий проспект! Движение здесь погуще, народу побольше. Перестраиваться надо.
Глаза у Глеба большие, доверчивые. Они как бы вторят словам, их образному строю, ладу. Часы на стене отбили обеденный час.
— Сейчас Вася спустится, — спохватился Кржижанс вский. — Устраивать меня на службу пришел. На кафедру…
— Уже спустился, — сообщил Петр, увидев вышагивающего по зале Старкова. — С больших небес да на маленькую землю.
Василий весьма нескладен, шагает, поводя коленями в стороны, как-то странно — хотя это не мешает ему быть ловким и проворным.
— Небось обо мне лукавая речь? — пожав Петру руку, добродушно осведомился он. — Тогда продолжайте. Мне не впервой. Было бы дозволено в вашей беседе откушать за собственный счет.
— А мне — в вашей, — отпарировал Глеб. — Садись, |я обслужу.
Но Старков пошел ему помогать. Они принесли три порции.
— У англичан за первым обедом следует второй, — сказал Глеб. — Придется тебе, Петя, сегодня побыть англичанином.
— Пусть, — согласился Петр. — Только на англичанина я не потяну. Данные не те. Лучше уж на верблюда. Он про запас горбы набивает. А то сил нет уже ноги по заставам таскать.
— Что, много вечерок? — полюбопытствовал Глеб.
— Хватает, — не без гордости посмотрел на него Петр. — Сейчас еще две прибавилось.
— У других ни одной, а у него растут как грибы, — недоверчиво хмыкнул Старков.
Петр не прочь рассказать друзьям о встрече у Морозова на Богомоловской, а затем в Огородном переулке у Акимова; о Фене Норинской, которая попросила взять еще кружок на Фонтанке, 179, куда она перебралась на жительство к Василию Ивановичу Галлу и его жене; о Галле, который и правда еще в кружках Михаила Бруснева начинал, — вот уж он действительно англичанин, и в прямом и переносном смысле: слесарь, а манеры имеет аристократические и по паспорту пишется подданным Великобритании… Но столовая не то место, чтобы без оглядки, в подробностях рассказывать об этом.
— А я у тебя за Нарвской заставой вечерку взял, — отставив суповую миску, сообщил Старков. — Соседями будем. Не возражаешь?
— Валяй. Ведь и я у тебя, за Невской, бываю.
— Вот это, я понимаю, теснота! — засмеялся Кржижановский. — А не поменяться ли вам вечерками, братцы? Ей-богу. Мотаетесь из конца в конец города, время и силы зря тратите.
— В этом что-то есть, — задумался Василий. — А что, Петро? Твоих глазовских я почти всех знаю. И они меня. Проблем не будет. А своих я готов прямо сегодня передать. Я у них два раза и был-то. Пускай сразу к тебе привыкают.
— Подумать надо.
— Узнаю упрямого Гуцула, — сказал Кржижановский.
— А этого — петуха? — кивнул в сторону Старкова Петр.
Лицо у Василия узкое и длинное, глаза небольшие, круглые, борода сплюснута с боков, а высокая волна волос и впрямь напоминает петушиный гребень.
— Ты меня с кем-то путаешь, — укоризненно посмотрел на Петра Старков. — В петухах у нас теперь Чернышев ходит.
— Первый раз слышу.
— Да уж так. В январе раза три на вечерки прорывался. К Бабушкину и другим. Там его Петухом и окрестили. За лихой наскок.
Илларион Чернышев учится в Технологическом последнем курсе. Более года назад он собрал свою rpуппу для руководства рабочим движением, решив посоперничать. со «стариками». По части марксизма он не силен, зато имеет диктаторские замашки.
— Так и быть, я уже подумал, — сказал Петр с улыбкой. — Меняться так меняться. Может, и впрямь будет.
— Узнаю разумного Гуцула, — похвалил его Кржижановский. — Он долго думает, но быстро решает. Знаете братцы, я пока один, аки перст, работой не обременен, потому готов следовать за вами. Хотя бы посредником. Вот только поднимусь в директорат. Я мигом…
— Подождем, — заверил его Петр. — Между прочим, через два часа на Путиловском общий молебен. Рабочим разрешено приводить родных. Любопытное представление перед базар-деньгой!
— Как это «базар-деньга»? — заинтересовался Глеб.
— А так. Завтра утром от Чугунного переулка до шлагбаума торговая братия выставит палатки и столики с угощением — ешь, пей, радуйся. А на задах Новоовсянниковской и Новопроложенной улиц откроется толкучка. Получил деньги за две недели — и сюда. Жена его у главных ворот караулит — получку забрать, а он через морские выйдет. И в разгул! С субботы на воскресенье.
— На заводских молебнах я еще не был, — сказал Кржижановский. — Интересно посмотреть.
— Успеем и на молебен…
Наступило некоторое потепление. Розовое, будто воспаленное, солнце окрасило небо над крышами неровными отсветами. Но от Финского залива дул стылый ветер.
Снова город заполнили торговые сани: на этот раз — к близкой уже масленице…
На Путиловский они и впрямь вошли беспрепятственно.
На ближних церквах гудели колокола.
Помост для молебна окружен парусиновым шатром. Его поддерживают металлические дуги, к которым подвешены лампады, иконы, парчовые занавеси. Дальше помоста на территорию хода нет.
