Однако и на этот раз судейство оставалось не всегда беспристрастным. Особенно несправедливо обошлись с Сергеем Щербаковым.
Щербаков, как я уже говорил, завоевав в десятый раз звание чемпиона Советского Союза, решил покинуть ринг и сделал исключение лишь ради Варшавы. Уверенно сокрушив своих противников — секундант югославского боксера Здреника выбросил на ринг полотенце, а бельгиец Вламинк пять раз побывал на полу, — Щербаков встретился в финале со своим давним знакомым и постоянным соперником, польским боксером Хихлой. Это был последний бой Щербакова, и, надо сказать, провел он его просто великолепно.
Весь первый раунд Хихла, хорошо зная мощь ударов своего соперника, старался держать его на дистанции.
Однако блестящая техника и мастерское маневрирование по рингу не спасли польского боксера от сокрушительного бокового правой в голову, которым Щербаков встретил одну из его атак. Хихла в грогги. Но на ногах ему удалось удержаться, и рефери не открыл счета.
Во втором раунде Щербаков увеличил темп, и, ловко уходя нырками от ударов противника, провел несколько точных серий по туловищу. Оба раунда остались за ним, его преимущество было бесспорным и очевидным.
В последней, третьей схватке Хихла окончательно выдохся. Но и Щербаков тоже устал. Завязалась рубка на средней и ближней дистанциях. Однако Щербаков бьет чаще и точнее, гонг застает его в очередной атаке.
Хихла, пошатываясь, пересекает ринг, улыбается и, не ожидая решения судей, сам поднимает вверх руку Щербакова; зал взрывается бурными аплодисментами; фоторепортеры щелкают затворами, через канаты летят цветы, болельщики спешат поздравить нового чемпиона Европы…
И вдруг, как гром с ясного неба, голос диктора: победа присуждается Хихле! Польский спортсмен даже растерялся от неожиданности, на лице его явное недоумение; на трибунах поднимается шум, ошеломленные зрители протестуют, многие вскочили со своих мест… Среди шести тысяч собравшихся в спортивном вале «Гвардия» спокойствие сохранил, пожалуй, лишь один человек — сам Щербаков; подойдя к Хихле, он передал ему букет цветов и поздравил с победой!
На другой день сами руководители польского бокса опротестовали решение судей, заявив, что бой выигран не Хихлой, а Щербаковым, но из этого, как и всегда, ничего не вышло: в АИБА оставили протест без удовлетворения. В итоге наша сборная, получив две золотые, три серебряные и три бронзовые медали, заняла второе место. Первое досталось команде Польши.
Но судьи судьями, а мастерство мастерством. Были, разумеется, и объективные причины, которые не позволили нам добиться более высоких результатов. На некоторые из них указывали лучшие специалисты зарубежного любительского бокса. «Советские боксеры хорошо работают, идя вперед, атакуя, — писал известный всему миру польский теоретик бокса и тренер Феликс Штамм. — Но если атакует противник и вынуждает отходить и защищаться, у русских активной защиты нет. Боксеры СССР страдают также малой подвижностью». «Русские недостаточно подвижны, — вторил ему руководитель венгерской сборной К. Ласло. — У них мало обманных движений». Болгарский тренер Вежинов считал, что «самая серьезная ошибка Советских боксеров — это неправильная тактическая установка». «Тактика большинства русских строится в основном на их силе и выносливости», — уточнял мысль своего болгарского коллеги тренер румынской сборной Вайтрауб.
Не стану спорить с авторитетами, скажу только, что говорить о боксерах огульно, во множественном числе, на мой взгляд, порой просто бессмысленно. Особенно когда речь идет о таких мастерах ринга, как Сергей Щербаков, Борис Тишин, Александр Засухин, Анатолий Булаков, Владимир Енгибарян, которые многие годы составляли костяк нашей сборной. Все они очень непохожие и очень разные. Каждый обладал неповторимой и яркой индивидуальностью, и успехи или неудачи всякого из них требовали отдельного анализа и обсуждения.
Обычно, когда говорят о той или иной школе, чаще всего имеют в виду какую-либо принципиальную установку. Итальянцы, скажем, файтеры, а поляки или англичане — игровики, фехтовальщики. Доля истины в этом, безусловно, есть; доля — но не вся истина. Национальный темперамент и традиции, естетвенно, не могут не накладывать свой отпечаток, Особенно если они вдобавок подкреплены соответствующими взглядами спортивных руководителей и ведущих тренеров. И все же стричь всех под одну гребенку никак нельзя. На ринге добиваются побед не с помощью всеобщих кампаний за игровой или, наоборот, силовой бокс, а мастерством каждого отдельно взятого боксера. Мастерство же всегда строго индивидуально.
У нас, кстати, так обычно и получалось на практике. Несмотря на меняющиеся в зависимости от конъюнктурных соображений лозунги и установки, лучшие советские тренеры всегда ориентировались в своей повседневной работе не на тенденции дня, а на реальную индивидуальность того или иного боксера, Именно поэтому советскому боксу всегда были чужды косность, подражание какому-либо одному стилю; в его рядах одинаково победно блистали имена мастеров ринга, работающих в самой различной, самой несхожей манере. Шатков и Попенченко, Лагутин и Агеев, Туминьш и Енгибарян — подобных пар, которые работали в одно время и в одном весе, которые добились одинаково высоких результатов, но резко отличались друг от друга своим бойцовским почерком, можно привести немало, только, думается, нет в этом никакой необходимости. Каждый, кто знаком с историей советского бокса, легко продолжит список этих примеров.
Конечно, на каждом конкретном этапе в подготовке любой сборной можно подчеркнуть какие-то более или менее общие для команды упущения и просчеты. Но обычно дело решают не они: причины, как правило, всегда и глубже и сложнее. И искать их, повторяю, нужно не вообще, не собирательно-командным способом, а в рамках индивидуальности каждого отдельно взятого боксера.
Общим в Варшаве, пожалуй, было только одно — то, что советский бокс участвовал в первенстве Европы впервые. Так же, как год назад на олимпийском ринге в Хельсинки. Недаром, видно, говорят, что первый блин всегда комом.
Но есть и еще одна поговорка: лиха беда начало. И ровно через два года, на следующем первенстве Европы в Западном Берлине, она себя полностью оправдала: набрав 29 очков, наша команда вышла на первое место.
В Берлин мы приехали в конце мая. Стояла великолепная солнечная погода; безоблачное голубое небо и по-весеннему прохладный ветер вселяли бодрость, укрепляя и без того активное, боевое настроение.
Зелени на улицах было мало. Вместо нее городской пейзаж оживляла реклама. Она была всюду. Здание «Шпортпаласа», где установили ринг, не являлось, разумеется, исключением: стены его пестрели разноцветными призывами торговых и промышленных фирм. Внутри в этом смысле тоже ничего не менялось. Рекламой было заполнено все, что только можно, — каждый свободный клочок стен, трибун, потолка. Даже над рингом пламенел неоновый призыв: «Пейте кока-колу!» Государственные флаги участвующих в первенстве стран терялись в этой кричащей пестрой сумятице. Вместо них глаз натыкался на огромные пластмассовые коробки сигарет, ярко освещенные спрятанными внутри лампами. В довершение всего в перерывах между двумя поединками спускался откуда-то из-под потолка необъятный экран, на котором под вой и грохот джаза мелькали кинокадры, втолковывающие десяти тысячам зрителей достоинства того или иного сорта сосисок или преимущества новых противозачаточных средств.
