Под Равенною, в сторону Адриатики, от которой нанесенные рукавами По пески все дальше и дальше отодвигают древний город тянулся в те дни густой лес пиний, славная Пинета, которую воспевало столько поэтов, с которой Данте описывал свои райские кущи, в чащу которой Боккаччо завел в одной из новелл жестокосердных равеннских красавиц, чтобы напугать их адской охотою и заставить быть добрее к поклонникам. Она и сейчас еще стоит, поредевшая, с широкими просветами, которых раньше не было: их проделали грозы, пожары, кощунственные рубки, — но такая же прекрасная. И сейчас дует и свистит среди пиний горячий сирокко и качаются с тихим поскрипыванием, медленно и торжественно, словно памятуя о прошлом, верхушки дерев и глядятся в воды каналов. И сейчас стаи птиц поют на ветках, с моря несет свежестью, которая безуспешно пытается остудить жаркое дыхание сирокко, а зато солнцу совсем не нужно так много усилий, чтобы пробивать лучами густую сень, как во времена Настаджо дельи Онести.
Сюда, в тихую Пинету, в ее глушь, под тень ее дерев любил уходить Данте, чтобы чеканить терцины «Рая», «музыки миров». Здесь у него складывались суровые напутствия Каччагвиды, гордое вступление XXV песни, просветленный образ Беатриче, молитва св. Бернарда, мистическая Роза. Он слушал и не слышал журчание воды в каналах, жужжание пчел над головою, меланхолический шелест огромных темнозеленых шапок, шуршание игл под ногами. И сам он должен был казаться собирателям хвороста и дровосекам, единственным гостям Пикеты, каким-то чародеем. Он был в черном, в черном капюшоне, с книгою в руках, высокий, уже согбенный; глаза его горели в экстазе творчества, ноздри орлиного носа дрожали и тонкие губы тихо шептали какие-то слова. Что это могло быть кроме заклинаний! Иногда его сопровождала молчаливая девушка в белом, которую он тоже не видел, пока она не подходила к нему и не подносила к губам его руку. Тогда его взор светлел, в нем пробегала человеческая, земная, ласковая улыбка: он знал, что пора идти домой. Дома он заносил на пергаментные листки своим тонким удлиненным почерком терцины, которые сложились у него за день.
Гвидо не нарушал этого напряженного творчества, пока поэма не была кончена. Миссия в Венецию была поручена Данте после того, как были написаны последние слова:
Любовь, что двигает и солнце и светила.
Данте поехал с радостью. Близилась осень. Жаркая пора миновала. Дорога из Равенны в Венецию продолжалась сухим путем не более трех дней. Три дня туда, три дня обратно, там недолго.
Он скоро должен был вернуться к семье. И вернулся, но с малярией, захваченной в болотистых испарениях По. Организм поэта был крепкий, но усиленная работа над поэмой, требовавшая нечеловечески нервного напряжения, его сильно ослабила. Болезнь усиливалась непрерывно, и сердце, вмещавшее столько любви и столько ненависти, не выдержало. В ночь с 13 на 14 сентября 1321 года Данте Алигиери умер.
Когда поэта не стало, домашние начали искать то, что было хранилищем его души, его «Комедию». Первые две части (кантики) были уже распространены во многих списках, но «Рай» еще не был обнародован. Поиски быстро привели к тому, что наиболее значительная часть последней кантики была разыскана, но заключительные песни куда-то исчезли. Между тем всем близким было хорошо известно, что «Рай» был доведен до конца. Сыновья были в отчаянии. Тогда Данте явился к Якопо во сне и указал ему, куда он спрятал последние песни перед отъездом в Венецию. Именно там их и нашли. Легенда трогательно украшала чудесами все, что могла. Тем не менее она ценна потому, что, во-первых, подтверждает факт посмертного опубликования «Рая», а во-вторых, сообщает, с каким тревожным вниманием относились современники к тому, будет или не будет завершена «священная» поэма.
Гвидо да Полента почтил славного друга достойным его погребением. Он был похоронен «с великими почестями в одеянии поэта и великого философа»: тело его по приказанию синьора города было украшено «поэтическим убором поверх погребального ложа». Поэтический венок, которого Данте тщетно добивался при жизни, сопутствовал ему в могилу. По просьбе Гвидо, самые почетные граждане Равенны донесли на своих плечах гроб с останками певца до места его последнего успокоения, небольшой капеллы при церкви Сан Франческо.
Когда весть о смерти Данте разнеслась по Италии, много было сложено стихов, посвященных его памяти. Среди них — и канцона старого друга Чино да Пистойа, и сонеты многих новых друзей. Но ни один голос сожаления не поднялся во Флоренции. Для флорентинцев Данте все еще был автором писем времен экспедиции Генриха VII и не стал еще творцом «Комедии». Нужно было, чтобы прошло несколько десятков лет. Только тогда флорентинцы опомнились. В это время поэма уже читалась и публично комментировалась не только в Болонье и Пизе, но и в самой Флоренции, и не кто иной, как Джованни Боккаччо под конец жизни стал объяснять великое творение. В 1396 году флорентинцы впервые сделали попытку получить из Равенны прах поэта, чтобы похоронить его, как он мечтал, в церкви Санта Кроче. Равенна отказала. И продолжала отказывать всякий раз, как Флоренция возобновляла просьбу. Не помогли и дипломатические шаги Лоренцо Медичи. Наконец, флорентинцы дождались момента, когда, казалось, просьба не могла быть отвергнута. Вступил на папский престол Лев X Медичи, флорентинец, и другой флорентинец, равный по гению Данте, пламенный его почитатель, вдохновлявшийся образами «Комедии», Микельанджело Буонаротти обратился к папе с просьбою поддержать ходатайство Флоренции о возвращении останков Данте в его родной город, обещая соорудить достойный его мавзолей. Это было в 1520 году. Невозможно было отказать папе в такой просьбе, тем более, что за папой стоял сам Микельанджело. Равенна сдалась. Но… когда открыли саркофаг, он оказался пустым. Останки Данте исчезли. Ответ пришел после долгого расследования, когда Лев X успел умереть, когда прошел год понтификата Адриана VI и папою снова был флорентинец, Климент VII, опять Медичи.
Францисканские монахи, не желая расставаться с драгоценной реликвией, пустились на хитрость. Не трогая саркофага, они пробили стенку капеллы, в которой он прислонен со стороны монастыря, и унесли кости поэта. Долгое время никто не знал, где они находятся. Широкой публике ничего об этом объявлено не было и по-прежнему толпы паломников стекались в Равенну, чтобы поклониться гробнице поэта.
Она находится с 1482 года в мавзолее, сооруженном по заказу Бернардо Бембо, отца знаменитого поэта, бывшего венецианским претором в Равенне (Равенна в это время принадлежала Венеции) архитектором и скульптурой Пьетро Ломбарди. В стене над саркофагом сделан его же барельеф, изображающий Данте задумавшимся над книгой. В 1870 году мавзолей был перестроен и получил свой нынешний вид. Его фасад выходит в узенькую улицу, так что до последнего времени трудно было даже окинуть его взором. Недавно решено был освободить пространство перед ним от построек, чтобы мавзолей стал обозрим.
И кости поэта находятся теперь в гробнице. Их нашли 27 мая 1865 года случайно, когда производили небольшой ремонт в соседней капелле монастыря. Когда снесли часть стены, то на месте заложенной двери оказался деревянный ящик с надписями, что в нем находятся кости Данте, скрытые в этом месте фра Антонио Санти 18 октября 1677 года. Фра Антонио был монастырским канцлером, и, вероятно, один знал место, где хранились кости поэта в период времени между похищением их из гробницы после тревоги, поднятой требованием папы Льва, и 1677 годом. 26 июня 1865 года кости — не хватает нескольких маленьких, остальные целы — положены в ящик орехового дерева и поставлены в старый саркофаг. Так в самый год шестисотлетней годовщины рождения поэта был вновь обретен его прах.
Флоренция просила у Равенны вернуть ей останки поэта в последний раз за год до того, как они были найдены. Конечно, ей было отвечено отказом.
Прах поэта навсегда останется там, где он спокойно провел своя последние годы. И прибой Адриатики, который шумит вдалеке, и сирокко, который ревет в соседней Пинете, поют над его могилой свои вечные песни.
Гробница Данте в Равенне. Барельеф Ломбарди
1
К концу XII века итальянская литература вышла понемногу на вольную дорогу, сливая воедино отмирающие феодальные отголоски с крепнущими буржуазными началами, реципируя уцелевшие воспоминания от римских времен, принесенные из-за Альп рыцарские провансальские мотивы и новые религиозные настроения. Данте стоит у ее начала.
Подобно тому как буйные мелкие ручейки и бурливые речки, вливающиеся в озеро, вытекают из него широким, спокойным, многоводным потоком, оплодотворяющим землю на далекое пространство, так творчество Данте вобрало в себя все, что было сделано до него и вернуло стране в виде законченных образцов, надолго оплодотворивших итальянскую литературу. И прежде всего оно дало итальянской литературе ее главное орудие: язык, в прозе и стихах доведенный до высокого совершенства одним исполинским усилием, язык — мы уже знаем — единственный из европейских, за 600 лет не ставший архаичным.
