Ознакомительная версия.
Не хватало пуговиц и английских булавок, поэтому костюмы застегивались на собачьи цепочки, ими же скреплялись платья.
На одних косынках напечатали припев из последней песни Мориса Шевалье[115], на других – список ограничений на продукты питания, которым подверглись парижане. Вот пример: «Понедельник: без мяса. Вторник: без спиртного. Среда: без масла. Четверг: без рыбы. Пятница: без мяса. Суббота: без спиртного…
Зато воскресенье: всегда любовь!»
Принцесса Жанна Понятовская в шляпе с вуалеткой от Скиапарелли, 1939
Твидовые платья мы сделали с разрезом на боку, что позволяло свободно ездить на велосипеде, и сквозь разрез виднелись велосипедные шорты живых цветов, сочетавшиеся с блузкой.
Таким образом, высокая мода продолжала идти своим путем, заполняя часы, минуты и секунды работой и хорошим настроением, – да не овладеет безнадежность душой публики.
Когда я отсутствовала на Вандомской площади, участвовала в некоторых работах для Армии спасения, посещала их замечательные столовые и дома отдыха, недалеко от фронта, вместе с генералом Барре. Я поехала и в северную часть страны, чтобы посетить полк зуавов, которые удостоили меня чести и признали своей патронессой – крестной матерью. Я провела с ними последние часы, тогда еще жива была надежда, т. к. они находились точно на линии фронта.
Комиссар Армии спасения попросил меня нарисовать униформу для женского персонала армии, чтобы она имела современные линии, как то платье, что он видел на мне во время этой поездки. Униформу, синюю с красным воротником и синим фартуком, утвердили и приняли, но у нас не хватило времени изготовить ее серийно. Недавно я узнала, что в конце концов идею униформы использовали позже.
В ресторане «Амбассадор» открылся новый зал для элегантной публики. Кокто устроил представление пьесы «Священные чудовища»[116] с Ивонной де Брэ[117]. А за две недели до рокового дня Джейни Холт[118] примеряла крылья, чтобы сыграть в пьесе «Совсем незначительный ангел», и упражнялась, вылетая из окна на Вандомскую площадь. В фильме «Ниночка» Грета Гарбо[119] бросала бокал с шампанским в голову Сталина.
Американцев отозвали в их страны, и они стремились попасть на любой транспорт. Я убедила Гого, что, имея американское гражданство, она должна уехать. Под присмотром очаровательной Луизы Мейси, которая собиралась выйти замуж за Хопкинса, друга Рузвельта, моя дочь села на корабль, чтобы плыть в Геную. На борту Гого встретила свою судьбу – красивого молодого американца.
Эльза Скиапарелли, 1938
Узнав, что я одна, леди Чарлз Мендл, чье благородство неисчерпаемо, позвонила мне из Версаля и пригласила пожить на маленькой вилле рядом с ее домом. Замечательно – там я наконец отдохну! Я спала в обстановке спокойствия, царившего в Версале, каждое утро отправлялась в автомобиле с сэром Чарлзом через парк Сент-Клу. Он делился со мной последними новостями из посольства; и почти все вечера я проводила со своими хозяевами. Участились воздушные тревоги, и было что-то шокирующее в том, что вой сирены разносился над дворцом Людовика XIV. На моей вилле жила служанка с ребенком, и однажды я повела его в убежище, когда из виллы леди Мендл вышла процессия во главе с сэром Чарлзом. Закутанный в большое пальто с огромным шарфом, скрывавшим его силуэт, он держал в руке электрический фонарик, а за ним шли гуськом все слуги и несли лампы. Мы их провели в убежище, и я вернулась в дом с сэром Чарлзом, не желая спускаться в подвал или оставаться одной на вилле.
В большой галерее, увешанной зеркалами, леди Мендл спокойно вытянулась на диване, а граф де Кастеллане и его жена удобно разместились в креслах; на полу между ними стояло ведерко с бутылкой шампанского. Они выбрали самую незащищенную комнату из всей виллы и спокойно обсуждали, как разместить на следующий день гостей за завтраком.
Через месяц я вернулась в свой дом в Париже. Я никогда не была особенно суеверной, но некоторые вещи всегда кажутся предвестниками несчастий. Одна из них – держать в доме букет сирени. Многие годы я строго наказывала моим слугам следить, чтобы ни одна ветка сирени не пересекла порог моего дома, а если мне посылают сирень, отправляю ее обратно в цветочный магазин или в больницу, оставляя у себя лишь визитную карточку. Все-таки однажды прекрасная охапка сирени, которую кто-то прислал мне, осталась у меня в доме, я сказала себе, что все это глупость, и наполнила вазы в салоне. На следующий день два огромных тополя, стоявшие как молчаливые часовые в моем саду, упали. После этого, в пять часов утра, мне позвонил один из друзей, депутат:
«Скиап, через несколько часов немцы будут в Париже, по многим причинам я советую вам уехать сразу же. Мой загородный дом в вашем распоряжении».
Совсем недавно мы снова начали работать, и, боясь, что связь будет прервана, капитан Молино, президент Синдиката высокой моды Люсьен Лелонг[120] и я обсуждали возможность отправиться с частью нашего персонала в Биарриц в надежде, что будем иметь связь с внешним миром. Капитан Молино, который владел там домом, предложил нам поселиться у него. Мы отправили необходимые материалы, чтобы продолжить работу, если придется уехать из Парижа. В иллюстрациях к одной из книг Сент-Экзюпери Бернар Ламотт[121] воспроизвел с большой точностью вид дороги на Биарриц в эти душераздирающие дни, одновременно полный безнадежности и стыда. Среди толпы людей, сгрудившихся между Бордо и Биаррицем, многие казались знакомыми, но мало кто знал, почему они отправились так далеко, настолько все потеряли надежду.
Скиап попросили в случае опасности остановиться у американской подруги, которая вышла замуж за французского графа. Когда автомобиль остановился перед входом, графиня спустилась по лестнице бегом, крича: «Мы только что слушали радио! Муссолини присоединился к Гитлеру и объявил войну Франции». Не в состоянии перенести удар стоя, Скиап села на тротуар и зарыдала: «Италия, моя родина, что ты сделала?!»
В тот же самый момент ее охватила огромная решимость сделать все, несмотря на слабые силы, для страны, которая ее удочерила. Наконец-то, почувствовала она, представилась такая возможность. За несколько месяцев до этого лекционное бюро «Коламбия»[122] предложило ей подписать контракт на серию лекций в Америке с презентациями платьев, уже отправленных в Нью-Йорк.
Немцы уже приближались к Бордо, когда мы все встретились в офисе мадам Ланвен. Многочисленные кутюрье или их представители присутствовали на этом собрании, проводимом при свечах. Через большое окно был виден темный океан, огромные волны освещались вспышками молний, а глухие раскаты грома разрывались, как бомбы. В тот день не приняли никакого решения. На следующий день в комнате сторожа мы услышали по радио объявление о капитуляции Франции и условиях перемирия. Мои служащие, бледные и серьезные, стоя вокруг кровати консьержки, заплакали. Банки закрыты, и абсолютно все равно, находимся мы в Париже или Биаррице. Люсьен Лелонг и капитан Молино, с которыми я обсуждала свой контракт, настаивали на моей поездке в Америку. Они полагали, что это поможет торговле страны. Мне понадобилось немного времени, чтобы оформить все документы. Я пошла попрощаться со своей чилийской подругой, старой Эудженией Эрразурис, владелицей очень красивой виллы, но жившей в гараже садовника. Во времена, когда люди считали, что красота – это исключительный дар, она слыла очень красивой; кроме того, она обладала талантом декорировать свой дом в совершенно оригинальной, ей одной присущей манере. Портрет ее писал Болдини[123] и многие другие. Ее называли «королевой хорошего вкуса», а она постоянно щебетала, как птичка. Очень пожилая, с безукоризненно завитыми волосами, она сидела на своей маленькой металлической кровати, в белой шелковой рубашке с длинными рукавами. В камине вместо огня стояло несколько кварт шампанского, единственное украшение на стене – белая занавеска. «Посмотрите!» – воскликнула она, дергая за шнур. Занавеска раздвинулась, открыв нескольких великолепных работ Пикассо. Всю свою жизнь она была горячей его поклонницей и теперь, сидя на том, что считала своим смертным ложем, желала быть окруженной его творениями. «Когда придут немцы, – добавила она, – откуда им знать, что находится за занавеской, они не осмелятся стащить с постели старую женщину».
Ознакомительная версия.
