Ознакомительная версия.
Нас предупредили, что враг неожиданно может открыть по Химкам, нашим позициям и обеим дорогам – железной и шоссейной – артиллерийский огонь. Просили, чтобы мы были готовы также к этой неприятности. Кроме того, приказали всем бойцам открывать из винтовок огонь по немецким самолетам – штурмовикам и истребителям, – если они летят на доступной для пуль высоте.
В нашу же задачу входило оказание помощи водителям автомашин в случае застревания их на дорогах, и особенно – на Ленинградском шоссе, на котором появилось очень много скользкой для колес грязи и образовались повсеместно глубокие выбоины вследствие большого износа покрытия из-за резкого увеличения интенсивности движения транспорта, повышения нагрузки на грунт и попадания вражеских бомб.
Выполнением всех перечисленных задач мы занимались во все дни и ночи своего пребывания на оборонительных позициях.
Пищу и курево нам доставляли из Левобережной. Горячую пищу мы принимали из своих котелков и кружек, которые часто не имели возможности хорошо вымыть после использования. О каких-либо «боевых 100 граммах» водки, выдаваемых «где-то» фронтовикам ежедневно, мы тогда не имели и представления. Пищи, конечно, не хватало, но голодными мы не были. Некоторые ребята кипятили возле окопов в котелках на костре остатками досок и сучьями деревьев воду, взятую из колодца, и пили чай. Спали все кое-как, не раздеваясь, в блиндаже или землянке.
Как и в предыдущие дни и ночи, вражеская авиация не прекращала налеты на Москву. Звуковые сигналы воздушной тревоги в столице были слышны и у нас. К звукам выстрелов зенитной артиллерии, которая была также возле наших позиций, мы уже привыкли.
27 октября мне с ребятами днем пришлось второй раз в жизни открывать из винтовки огонь по немецким самолетам, налетавшим на наши два моста над каналом Москва – Волга, Ленинградское шоссе, железную дорогу и зенитные батареи. Но особенно много мы постреляли в следующие сутки – 28 октября, когда в Москве объявляли тревогу четыре раза днем и два раза ночью. У меня в эти сутки даже кончились все выданные мне патроны для моей сильно отдававшей на плечо при стрельбе старой французской винтовки. Тогда днем мы оказались свидетелями тому, как на небе, почти над нами, то ли от наших винтовочных выстрелов, то ли от огня зенитной артиллерии и зенитных пулеметов загорелся летевший на небольшой высоте в направлении на запад вражеский самолет. Затем он в нескольких километрах от нас упал на землю и взорвался. Летчики при этом не успели выпрыгнуть с парашютом. Радости не было предела.
Но эта радость была омрачена тем, что в тот же день мы увидели на Ленинградском шоссе несколько убитых и много раненых бойцов и гражданских лиц, пострадавших от бомб и пулеметного огня немецких штурмовиков и истребителей. Имели также в этот день дела с разбитыми при авианалетах грузовыми автомашинами, везшими туда и сюда разные вещи. Эти машины нам приходилось разгружать, складывая грузы из них на земле сбоку на стороне, и сталкивать покалеченные автомобили в кювет.
Как и в предыдущие сутки, но в день 28 октября особенно часто, нам приходилось между деревнями Новая Лужа и Новодмитровка вытаскивать застрявшие на шоссе грузовики, большинство которых везло на передовую линию фронта боеприпасы, продукты питания и другие вещи, необходимые на войне. При этом мы тратили очень много сил, толкая машины сзади и бросая под их колеса грунт, доски и ветки деревьев.
Под вечер того же дня у нас случилась другая большая неприятность. В это время я и Аркаша Писарев, перейдя пешком обе колеи Октябрьской железной дороги у охраняемого товарищами автомобильного перехода, отправились в деревню Новодмитровка с котелками, чтобы набрать в колодце воду. Едва мы успели сделать эту работу, как совершенно неожиданно появился на небольшой высоте, но с большой скоростью возвращавшийся, вероятно, с налета на Москву вражеский штурмовик, который сбросил на переход неточно, по-видимому, последнюю свою бомбу и, кроме того, успел дать пулеметную очередь по нашим позициям. Так как в это время на них меня и моего коллеги не было, то с нами ничего не случилось. А вот пожилого бойца, находившегося на посту у перехода, ранило в спину под правой лопаткой осколком бомбы, вырвавшим при этом у него сзади из зимнего пальто большой клок материи и подкладочной ваты. Легко ранило пулями еще кое-кого.
Когда я увидел алую кровь, обильно текущую сзади по пальто у раненого, мне стало дурно и чуть не вырвало. А сам раненый был спокоен. Всеми ранеными немедленно занялись санитарный инструктор и медицинская сестра.
Через несколько минут после случившегося несчастья, раньше, чем положено, почти на одни сутки, неожиданно прибыл к нам во главе с командиром роты другой взвод бойцов, чтобы сменить на оборонительных позициях наш взвод. Командир роты заявил, что командованием получен сверху приказ срочно снять с позиций некоторую часть бойцов нашего подразделения, являвшихся ранее студентами вузов и техникумов, и отправить их завтра же утром на новые места службы, требующей знания технических дисциплин.
Итак, мы покинули оборонительные позиции и отправились с оружием и вещами в Левобережную, взяв с собой перевязанных бинтами раненых. При этом только серьезно раненного из них пришлось нести на брезенте. В Левобережной всех раненых повезли в медсанчасть.
В поселке мы поужинали в столовой и получили в ней же на двое суток продукты для питания сухим пайком. Затем в бараке почистили винтовки, сдали их и противогазы начальству и подготовили все личные вещи к завтрашнему отъезду на новое место.
29 октября примерно в 8 часов мы в Левобережной после недолгого ожидания электрички на железнодорожной платформе сели на прибывший из Москвы электропоезд и приехали на нем на Ленинградский вокзал столицы. Отсюда на метро с пересадкой на станции «Площадь Революции» добрались до Курского вокзала. Но тут выяснилось, что товарно-пассажирский поезд, который должен повезти в Горький сформировавшуюся большую партию таких же, как мы, военных, отходит от вокзала только в 12 часов и у нас остается свободное время – около трех часов. Поэтому основная часть нашей группы отправилась посмотреть («может быть, последний раз в своей жизни») центр Москвы, а отдельные коренные москвичи, и в их числе Аркаша Писарев, «на часок» по домам. Я же с Мишей Волковым и Женей Майоновым приехал на метро до станции «Охотный ряд» и прошелся с ними вместе по Красной, Манежной и Театральной площадям, а также по части улицы Горького (ныне Тверской) и другим улицам города.
Мы поразились почти полному отсутствию людей на них, кроме отдельных мелких групп военных. Удивились необычной маскировке важнейших зданий и сооружений и наличию зенитных батарей на отдельных местах и даже на крыше гостиницы «Москва». На улице Горького нас особенно потрясло то, что на ней кое-где были построены баррикады и установлены проволочные заграждения и противотанковые ежи. Кроме того, на ней же, а также на других центральных улицах столицы высокие и широкие витринные окна больших домов на первом этаже были закрыты мешками, заполненными песком и землей. На обратном пути на Курский вокзал нашу группу задержал на улице патруль, но присоединившийся к нам, идя из дома, Лева Утевский показал патрульным врученный ему документ, и нас сразу отпустили.
Ознакомительная версия.
