Пришло время возвращаться. Госпиталь постепенно пустел. Материалы были собраны. 14 января 1989 г. я вылетел в Москву. В самолете рядом со мной сидела молодая армянка.
«Армянская трагедия, – размышляла она, – клубок трех стихий: природной, принесшей массовую гибель и страдания, социальной – расширяющей пропасть между богатыми и бедными, и – рожденной ею – межнациональной, истощающей народы. Преодоление трагедии исторически неизбежно, и это будет делом самого армянского народа».
Вернувшись в Москву, съездил в госпиталь им. Бурденко в Лефортово. Встретился с В. Т. Ивашкиным, которого я сменил в декабре в Ереване. Зашли к профессору Евгению Владиславовичу Гембицкому.
Он долго расспрашивал меня о результатах наблюдений и моих впечатлениях. Ему показались важными как аналитическая, научная, сторона дела, так и публицистические заметки об этом времени. Он советовал мне, не откладывая, оформлять и публиковать привезенные материалы.
15 февраля 1989 г., через 10 лет после ввода войск в Афганистан, после бездарной гибели 15 тысяч солдат и офицеров, наши войска наконец, вывели в Союз. Вернулся из Азербайджана и сын Сергей.
В 1989—1992 гг. в «Военно-медицинском журнале», «Клинической медицине», «Терапевтическом архиве» систематически печатались мои статьи. Их объединяла одна тема – организация терапевтической помощи пострадавшим при землетрясении. Важно было проанализировать этот первый в мире опыт, к тому же на примере крупнейшего землетрясения. По инициативе нового начальника ЦВМУ Э. А. Нечаева, в 1989 г. сменившего Ф. И. Комарова, всестороннему исследованию подвергся синдром длительного раздавливания. Была проведена Всеармейская конференция, выпущены сборники. Во всех этих начинаниях принял участие и я. Опыт организации помощи пострадавшим при землетрясении в Армении послужил мощным толчком к развитию концепции и реализации программы медицины катастроф.
Евгений Владиславович самым заинтересованным образом следил за моей работой в этом направлении, полагая, что после обобщения афганских наблюдений серия армянских материалов представляет собой новый этап в развитии учения о патологии внутренних органов при травме и является прямым продолжением работ Н. С. Молчанова. В 1989 г. в издательстве МО вышло пособие «Классификация патологических изменений внутренних органов при травме», составленное Е. В. Гембицким, Л. М. Клячкиным и мной. Положения его были обязательны к применению в лечебных учреждениях военно-медицинской службы.
Весь 1989 г. я писал книгу «Терапевтическая помощь пострадавшим при землетрясении». В 1995 г. она вышла в издательстве «Медицина» (ее авторы: В. Т. Ивашкин, М. М. Кириллов, Ф. И. Комаров).
В 1993 г. под моим руководством выполнил кандидатскую диссертацию «Патология почек у пострадавших при землетрясении (Армения, 1988 г.)» Николай Павлович Потехин, грамотный нефролог, работавший в Ереванском госпитале в составе группы специалистов ГВКГ, инициативный работник и просто замечательный человек. Защита успешно прошла в Саратове.
Армянская тема доминировала тогда в военно-медицинской литературе, входя в учебники. Это натолкнуло меня на мысль о таком новом понятии, как пульмонология войн и катастроф, которое включало бы патологию легких не только при массовой механической, ожоговой и холодовой травме, но и радиационные и токсические поражения легких. Соответствующие материалы были опубликованы в журнале «Терапевтический архив» и в сборнике 2-го Национального конгресса пульмонологов в Челябинске.
Евгений Владиславович после выхода в отставку продолжал полноценную работу на своей кафедре, осваивая все новые разделы лекционного курса (в том числе по аллергологии и иммунологии в клинике внутренних болезней, по ревматологии и др.). Поражали его энергия и острое чувство нового. Я думаю, что его действительное лидерство на кафедре сохранялось еще довольно долго, и его преемник В. Т. Ивашкин это понимал. Е. В. в этот период много работал в Московском обществе терапевтов, выступая с интересными докладами, в том числе по вопросам истории медицины. Им была издана монография о неотложной терапевтической помощи. Он контролировал и консультировал выполнение диссертационных исследований – по афганской тематике (Н. М. Коломоец) и традиционным проблемам (С. В. Плюснин).
В АМН он был избран членом бюро отделения клинической медицины. С учетом разнообразия творческих личностей и школ, которых объединила Академия, это была весьма деликатная работа.
Я иногда спрашивал его, как он себя чувствует, хотя видимых причин для беспокойства как будто не было. Он на мои вопросы философски отвечал, что в его возрасте (за 70) все достаточно условно, то-есть все может случиться и к этому нужно быть готовым, хотя лучше бы, если бы благополучие продолжилось подольше.
Он был очень внимателен к своей жене, Нине Яковлевне. В свою очередь, и она его поддерживала, разделяя его трудности и хорошо зная его среду. Вместе с ними жила Инна – их внучка. Она успешно окончила институт, была на практике в ФРГ, позже поступила в клиническую ординатуру. Довольно часто из Ленинграда приезжала дочь – Татьяна Евгеньевна Гембицкая, пульмонолог, известный своими работами в области муковисцидоза, доктор медицинских наук. В Москве их окружала дружная родня. Их дом всегда был гостеприимен. Особенно приятная атмосфера царила на кухне, где с удовольствием предлагалось угощение, непременные рюмочки коньяка, привезенного по случаю из самых-самых коньячных мест…
Находя, что моя профессиональная жизнь идет нормально, тем более, что карьерные цели мне всегда были чужды, он настоятельно советовал побывать за границей. Ему казалось, что, замыкаясь на отечественном, я что-то упускаю в своем развитии. Но поскольку спонсоров у меня не было и не могло быть, так как я богатеньких не консультирую, а собственная зарплата была скромной, его мечта так и не осуществилась.
В октябре 1990 г. в Киеве под руководством акад. А. Г. Чучалина прошел 1-й (и последний) Всесоюзный конгресс пульмонологов. Это было событием. К этому шли долго – через конференции в Калуге (1985 г.), в Рязани (1986 г.), в Саратове (1988 г.). Конгресс продолжался несколько дней, имея развитую сеть симпозиумов и лекций. Большего свидетельства интернационализма в науке я не видел.
В ноябре 1990 г. мы купили дачу у самой Волги, в Дальнем Затоне под Саратовом. Сквозь зелень абрикосов и вишен виднелась бескрайняя синяя Волга. Е. В. очень обрадовался, узнав об этом. Он нам по-хорошему завидовал. Ему, волжанину, не хватало Волги. На мое намерение приобрести собственную резиновую лодку он ответил: «Мысль превосходная во всех отношениях, я в свое время активно собирался это сделать, но упустил, возможность в связи с переездом в Москву».
