Однако вскоре после разгона парламента всем стало ясно, что никто ничего делать на самом деле не хочет. Правительству уже никто не мешал, но результатов не было. Реформы надолго забуксовали с известными результатами типа «черного вторника» и, позднее, 17 августа 1998 года.
Последний раз я участвовал в диалоге «большой семерки» в официальном качестве в декабре 1993 года в Париже, где вновь собрались шерпы и я пытался представить им перспективу развития реформ в России на основе последних данных. Настроение у меня в тот момент было очень скептическое, так как выборы в Госдуму только что закончились и поражение демократов в лице «Выбора России» было всем очевидно. Победу праздновал В.Жириновский.
Еще одним международным контактом, о котором хочется вспомнить, был визит осенью 1993 года в Финляндию по приглашению президента Мауно Койвисто. Таких предложений, понятно, наши чиновники удостаиваются не часто (во всяком случае, я о таких не знаю). Мне было интересно посмотреть на скромный президентский дворец и еще более скромную частную ферму, на которой жил М.Койвисто.
Основной темой наших разговоров был вопрос взаимодействия России и развитых капиталистических стран, эффективность международной поддержки реформ в России. Я ему честно все рассказал, что думал по данному поводу.
БАНКИРЫ И БИЗНЕСМЕНЫ (БУДУЩИЕ «ОЛИГАРХИ»)
С 1994 года все большую власть в стране стали приобретать ведущие банкиры и предприниматели, число которых было сравнительно невелико: В.Гусинский (группа Мост), А.Смоленский (банк Столичный), М.Ходорковский (Менатеп банк), В.Потанин (Онэксимбанк), Б.Березовский (тогда Логоваз), М.Фридман (Альфа банк) и В.Виноградов (Инкомбанк).
В прошлом в эту группу также входили О.Бойко (Национальный кредит), А.Ефанов (Микродин), но их империи зашатались и развалились. Руководители крупнейших промышленных корпораций типа Газпрома или Лукойла также были лидерами бизнеса, но на прямое участие в политике не претендовали.
В мое время в правительстве эти люди еще не играли такой большой роли, как сегодня, и вели себя более чем скромно. Это потом некоторые банкиры попали во власть на самые высокие должности и смогли на совещаниях в высших правительственных офисах вести себя как полновластные хозяева. Тогда — в 1993 году — было все скромнее и приличнее. В то время еще никто себя олигархами не называл и проблемы олигархов, как таковой, не существовало.
Любопытно, что Минфин считается одним из наиболее связанных с бизнесом ведомств, но я сталкивался с ведущими банкирами редко. Они и не пытались меня активно «обрабатывать». С ведущими промышленниками также особых контактов не было.
В 1993 году я был знаком и несколько раз сталкивался только с В.Гусинским, заместителем которого стал С.Зверев — помощник Явлинского в 1990 году, с М.Ходорковским и Л.Невзлиным (я с ними познакомился в 1990 году), К.Бендукидзе и некоторыми другими.
Однако я никогда ничего для них не делал, а они меня и не просили. В политике я тогда не участвовал, материально был достаточно независим (благодаря загранработе) и «подходы» ко мне отсутствовали, особенно если учесть резкость моей реакции на любые проявления ангажированности сотрудников.
Однажды первый заместитель министра финансов А.Вавилов привел ко мне двух крупных банкиров, мы с ними некоторое время дружески поболтали о прошлых и нынешних временах. На том и разошлись. Однако они ничего и не просили и не предлагали.
В другой раз, в связи с подписанием странного президентского указа по «АВВА» в обход меня, я поднял скандал, разыскивая виновного в визировании проекта в Минфине. Тогда ко мне напросился на встречу Б.Березовский и деликатно просил не нападать сильно на А.Вавилова. Но в декабре 1993 года мне уже было не до А.Вавилова[19].
Я твердо уверен, что в тот момент коррумпированность ведомств, и особенно Минфина, еще не представляла ту проблему, в которую это превратилось с 1994 года.
Я не исключаю, что в Министерстве финансов были отдельные злоупотребления. Я делал соответствующие запросы в ФСБ (оставшиеся без ответа), менял структуру Минфина, находил новых руководителей на стороне, требовал проведения конкурсов по размещению депозитов и даже предупреждал сотрудников, что запрещаю им контакты с коммерческими банкирами.
После моего ухода, насколько я понимаю, рухнули все преграды для коррупции. Я иногда не мог поверить, на какие мерзости шли высокопоставленные люди, чтобы угодить своим заказчикам. Почему никто из журналистов или прокуроров не заинтересуется новыми местами работы ведущих сотрудников некоторых правительственных ведомств или выездами членов правительства за рубеж «на отдых» или хотя бы стоимостью костюмов или часов иных «бедных» чиновников. Этот анализ мог бы дать весьма любопытные результаты.
Самое поразительное, что никто теперь почти и не стесняется массированного воровства, а органы правосудия, как обычно, скромно молчат. В крайнем случае, ловят мелких взяточников. На мои запросы в Генеральную прокуратуру никто никогда не отвечал. Странной мне кажется и нынешняя выборочная кампания борьбы с коррупцией, когда после публикаций так называемых деклараций чиновников у думающих людей возникает еще больше вопросов, чем ответов, а преследуют либо стрелочников, либо политических оппонентов.
Перед выборами в Госдуму 1995 года я встречался с одним очень известным банкиром по вопросу помощи нашему движению «Вперед, Россия!». Он был очень вежлив, но, смотря на меня своими ясными голубыми глазами, сказал: «Вас же нельзя контролировать. Вы не такой, как остальные политики». Действительно, зачем поддерживать людей, которые хотят искоренить воровство?
Для себя я сделал выводы — я никогда не приглашу к себе домой людей, которые, на мой взгляд, «продались». Даже если в недавнем прошлом у меня с ними были хорошие отношения. С другой стороны, с серьезным крупным бизнесом можно и нужно сотрудничать в интересах государства.
Б.Н.ЕЛЬЦИН И ЕГО ОКРУЖЕНИЕ
В отличие от иных реформаторов, я никогда не был близок к Б.Ельцину или к его окружению, так как по своему характеру был плохо приспособлен к придворным интригам. Ходить, «пробивать», уговаривать подписывать и согласовывать, целенаправленно «дружить» мне всегда было крайне трудно и противно.
Впервые я встретился с Б.Ельциным один на один еще в 1990 году, а в 1993 году таких контактов было, быть может, 5–6, что позволило мне лишь узнать его несколько больше, но не войти в особый круг приближенных. Я старался обращаться к нему только в случае крайней необходимости, и каждая встреча была психологически достаточно сложной.
