«Маргерит была великой артисткой, – добавляет Мишель Санли, автор песни «Amants d’un jour». – Она умела соединять классику и популярную песню. В ее композициях никогда не было вульгарности, никакой вычурности, никаких реминесценций… Ее музыкальные произведения отличались особой мощью, внутренней силой, было в них что-то мужское. И в то же время в них присутствовала удивительная невинность, та невинность, что присуща детству, насколько невинным может быть детство… Невинность, которая делает произведение вечным, погружает вас в состояние блаженства, в котором все ноты словно изобретаются заново»[100].
«Маргерит была гигантом в музыке, – дает свою оценку творчеству Монно Жорж Мустаки. – Легендарный композитор, который каждый раз умел найти “золотое сечение” между мелодией, атмосферой и в то же время простотой песни. Ее талант я бы сравнил с талантом Курта Вайля… Это была скромная светящаяся женщина, немного запуганная, потому что Пиаф всегда хотела быть “на первых ролях”, а Маргерит скрепя сердце уступала славу подруге»[101].
Все единодушно находили, что Маргерит Монно обладала какой-то «лунной внешностью», она резко контрастировала с земной Пиаф. «Гитт была бабочкой, – утверждает Филипп-Жерар. – Восхитительной, чудесной. Она вечно все теряла. Однажды она пришла к Пиаф и сказала: “Я написала для тебя песню”. Три ноты на клочке бумаги. Маргарит принялась рыться в сумочке, в карманах, но не смогла найти листок. В конечном итоге она обнаружила его в перчатке. Она положила крошечный квадратик бумаги на пульт пианино и начала петь фантастическую песню… При первом знакомстве Маргерит могла показаться более легкомысленной, чем Эдит, не такой глубокой. Но они были очень похожи: обе чувственные, восторженные».
Об этой врожденной чувствительности, хрупкости инопланетянки рассказывает и Шарль Азнавур; вот как он вспоминает свою первую встречу с композитором: «Маргерит сидела на самом краешке стула, что-то очень быстро говорила и размахивала руками, постоянно теряя равновесие. Она была такой подвижной, пронзительный голос, но этот взгляд, преисполненный незабываемой мягкости и в то же время удивительной грации, он тронул меня до глубины души»[102].
Эту почти нереальную эфемерность Монно отмечает и Клод Нугаро. «Это случилось в 1957 году, – вспоминает он. – Я приехал из моей далекой Тулузы. (…) Оказавшись в Париже, я написал два текста, “Méphisto” и “Les Sentiers de la guerre” (“Военные тропы”), которые тут же послал ей… Три дня спустя в телефонной трубке раздался ангельский голос, она сказала, чтобы я пришел и послушал музыкальные произведения, которые она сочинила… Дверь открылась, и на лестничную площадку вышла удивительная, полупрозрачная, бледная светловолосая женщина, одетая в черное. Такая загадочная, словно она находилась под действием наркотика. Я снова вижу поскрипывающий пол, ковры и старое пианино «Pleyel» с партитурой Шопена, именно на нем она и сыграла две мелодии. Я очень надеялся, что эти песни споет Пиаф, но “Méphisto” записал муж Маргерит, Поль Пери»[103].
Свадьба Маргерит Монно с Полем Пери, ее вторым мужем, состоялась 11 июля 1950 года. В последующие месяцы композитор написала музыку к «Маленькой Лили». После этого периода напряженной творческой активности Маргарит взяла передышку и почти прекратила писать для Пиаф, что позволило Шарлю Азнавуру стать привилегированным «сотрудником» певицы: почти в каждый диск, записанный в 1951 году, Эдит включает песни французского шансонье.
4 июля Пиаф записала песню «Une enfant» («Ребенок»), историю шестнадцатилетней девочки-подростка, которую нашли мертвой на дороге вследствие несчастной любви. 15 октября Эдит записала еще две песни Азнавура, которые сразу же получили широкую известность: «Plus bleu que tes yeux» («Еще голубее, чем твои глаза») и «Je hais les dimanches» («Я ненавижу воскресенья»). Последнюю композицию также исполняла и Жюльетт Греко, что страшно разозлило Пиаф, которая не любила, когда «ее» авторы работали для других исполнителей.
Именно на этот диск Пиаф записала знаменитую «Padam, padam», музыку для которой десятью годами ранее написал Норбер Гланзберг. До сих пор ни один поэт так и не сумел подобрать к мелодии нужных слов. В конце концов это удалось Анри Конте. «Все кому не лень пытались написать текст, даже Трене, – расскажет Конте. – Трене написал: “Ça tourne, ça tourne” (“Это вертится, вертится”), но это вертелось не слишком хорошо. Не хочу прослыть нескромным, но я придумал гениальный ход. Он заключался в том, чтобы найти слова к первым нотам. Получилось “Падам, падам”, а затем все остальное пришло уже само»[104].
Став штатным автором Пиаф, Азнавур по-прежнему постоянно сопровождал певицу в поездках по стране. Он ездил с ней в качестве друга (но не любовника), шофера и певца. Так, летом 1951 года Шарль отправился вместе с Эдит в гастрольное турне. С ними поехала и Мишлин Дакс, которая, стоя за кулисами, каждый вечер наблюдала, как пела Пиаф. «Она всегда боялась выходить на сцену, – вспоминает актриса, – и перед выходом украдкой крестилась. Но когда она появлялась на сцене, к этой женщине катилась волна любви, и уже через минуту она становилась великолепной. У нее было потрясающее лицо. Она была счастлива. Я никогда не видела ничего подобного…»[105] 21 июля 1951 года автомобиль «15 CV Citroën», за рулем которого находился Азнавур, слетел с дороги близ Серизье и рухнул в реку Йонну. Не встретив никаких препятствий, машина выбралась на поле в ста пятидесяти метрах от места аварии. Все больше перепугались, чем пострадали: пассажиры выбрались из машины живыми и невредимыми, в том числе и Пиаф, которая уже на следующий день приступила к работе. Тремя неделями позже, 14 августа, команда прибыла на юг Франции. В 19 часов 30 минут Пиаф и ее компаньоны покинули ресторан «Боманьер», расположенный около Бо-де-Прованс, чтобы наведаться в казино портового городка Ла-Сьота, туда, где должен был состояться ближайший концерт. В машине кроме певицы находились Ролан Авели, Шарль Азнавур и Жюльетт Фигуэра, бывшая «Мисс Франция». Управлял автомобилем чемпион мира по велосипедному спорту Андре Пусс. «Мы отъехали от ресторана всего на пятьсот метров, – будет рассказывать Пусс, – когда на крутом вираже я чуть не лоб в лоб столкнулся с другой машиной. Ее водитель резко вильнул влево. Я, в свою очередь, повернул направо, задние колеса занесло на слишком густом слое гравия. Я вдавил тормоза, и мы перевернулись. Машина была серьезно повреждена, она перекувыркнулась два раза. Эдит, невзирая на боль, показала себя крайне смелой»[106].
